Пусть будет, как есть. Беседы в Бомбее. 2010–2011

Теперь она выглядит, как Онассис (о ком-то из слушающих, на ком солнечные очки). Нет, она выглядит, как индийский премьер-министр. Люди всегда удивляются, что я придираюсь к национальностям. Следует шлёпать любого, кто думает, что он американец или немец. Или индиец. Или космополит. Всё это эзотерическая ерунда. Или любого, кто думает, что он не немец или индиец. Потому что так случалось в Пуне. Все немцы приходили и сжигали свои паспорта. «Мы больше не немцы». «С этого момента я больше не немец». Ха-ха! Они становились санньясинами. Как будто то, что ты берёшь другое имя, делает тебя свободным или забирает твою историю. Тогда ты создаёшь ещё одну — неисторию. Но за это мне это нравится. Существование делает эти указатели веданты, что ты думаешь, что стараешься как можешь, но это ничего не даёт. Ты действительно признаёшь поражение, и ты верил в это, потому что ловушка была поставлена абсолютно совершенно. Что можно что-то делать, и что посредством динамической медитации ты можешь становиться подобным динамиту и знать самого Себя. И что, занимаясь сексом каждую ночь, ты можешь освобождаться. Ха-ха. Ты просто становишься утомлённым, вот и всё. Следующий и следующий нагоняют на тебя скуку. И тогда они думают, что если телесный опыт нагоняет на тебя скуку, то ты идёшь к более высокому духу. Всё это веданта.

С.

: Но многие техники медитации нацелены на истощение «я».

К.

: Да, но это уже ложно. Это веданта. Что посредством научения можно исчерпывать неведение. Славная идея. Хорошо попробовать. Но если ты спрашиваешь меня — слава Богу, это тщетно. Вообрази, что существования можно было бы достигать, или управлять им, посредством техники. Что это было бы за существование, которого можно было бы достигать? И кто-то мог бы быть его правителем. «Я — правитель существования». Вроде пробуждённого, сидящего где-то: «Я правитель существования. И теперь вы все — мои индийцы». Это красота пустоты. Красота в том, что Красоту никогда нельзя выразить. А всякая выражаемая пустота — это просто тень Красоты. То же самое со Знанием. Мне нравятся эти тени, поскольку они пустые. Они никогда не могут делать Меня большим или меньшим, чем Я есть. Знание, которым Я являюсь, не может быть приобретено или утрачено посредством какого бы то ни было из этих теневых переживаний. Так что? И тень, знающая больше или меньше, и тень, считающая себя немцем, — о’кей, ты немец. Ты в любом случае микроб[10]. И однажды микроба не станет. И придёт что-то другое. Следующее никогда не останавливается. Реализация никогда не заканчивается. Поскольку Ты никогда не кончаешься, реализация никогда не кончается. Потому приходит следующее. Это как Нисаргадатта, когда он умирал: «теперь с этим телесным организмом умирают все тенденции, и всё равно это никого не волнует». Хороший указатель.

С.

: Тогда говорят о махасамадхи после того, как это происходит.

К.

: Но махасамадхи уже есть. Оно не случалось. Вот почему мне это нравится — махасамадхи нельзя достигать. Вот почему они засовывают Раману в колбасу, мумифицируют его[11] и думают, что когда они ходят вокруг него, они могут что-то обретать. Они думают, что, устраивая гонку вокруг колбасы, они могут обретать Себя. Всё это веданта. Почему бы и нет? Мне это нравится. Это вроде гонки за истиной. Кто самый быстрый, кто самый медленный, кто самый серьёзный ходок. Прадакшина, прадакшина, прадакшина[12]. Ты обращаешься вокруг своей самости. И если Рамана — это колбаса, ты обращаешься вокруг колбасы. Что ещё представляет собой это тело? Колбасная машина. Ты выходишь из колбасы и ты станешь колбасой.