Пусть будет земля (Повесть о путешественнике)

Они одеты в длинные белые одежды; руки, грудь и плечи обнажены. В руках ножи, сабли, кинжалы. В едином ритме одни бьют себя ими по голове, по плечам, раздирают собственное тело. Кровь струится, окрашивая их наряд, и стекает на пыльную дорогу. Одежды из белых постепенно становятся багровыми. Другие прокалывают свою кожу насквозь специальными иглами. На концы игл надевают гири, чтобы вырвать кусок тела, оттянуть его и испытать боль еще сильнее в честь Аллаха и его пророка Али.

- Прекрати это, Саша, это не по-твоему.

- А жаждущей амазонке лучше поискать другого рыцаря.

- Ты можешь острить, даже пугать, если это тебе доставляет удовольствие. Однако, слушая твои рассказы у Надеждиных и читая твои описания, я поняла, что тебе эти самые "неизъяснимые наслаждения" действительно знакомы, - не унималась Людмила.

Елисеев вдруг расхохотался. Сестра была не на шутку обижена. Елисеев присел на край дивана.

- Ты права, ты умница, ты великий психолог. Мне в голову никогда не приходило именно так формулировать для себя неизбежность трудностей. Наверное, на грани жизни и смерти человек изведывает полноту жизни, как-то пронзительнее ее ощущает. Помнишь, Печорин перед дуэлью отмечает: "Я не помню утра более глубокого и свежего..."

- Саша, ты возьмешь меня в Персию... Возьмешь! Привезешь меня живой и здоровой! - И она, крепко обвив руками шею брата, звонко чмокнула его в щеку. - С тобой же можно хоть в пасть к тигру!

Поведение Людмилы было необычным, а ее просьба - неожиданной. Елисеев вспомнил еще ее растерянность у Надеждиных и совсем терялся в догадках.

Внешне они были похожи. У Люси то же открытое лицо, добрые серые глаза, только чуть рыжеватые волосы золотились нежнее и слегка вились на висках.

И воспитание Люси было похожим на воспитание брата. В крепости они играли вместе. Саша обучил младшую сестру стрелять, лазить по деревьям. Она отлично ходила на лыжах, легко переносила холод. Солдаты тоже относились к ней по-свойски, хотя и покровительственно. И помощницей, когда она подросла, стала превосходной: помогала засушивать травы, собирать коллекции камней, красиво оформляла гербарии, ловила бабочек. А в этой поездке он намеревался измерять черепа персидским женщинам и заранее предвидел протесты и отрицательные реакции. Сестра могла бы, конечно, выручить его. Не может же быть, чтобы Люся видела перед собой только походы верхом, таинственную Персию, а по ночам ей снились сны, в которых рассказанные им истории мешались с романами Вальтера Скотта и легендами из "Тысячи и одной ночи". Не может этого быть. Чего-то он не понял, не знает еще...

- Ну, Саша... Ты же возьмешь меня? Может быть, я должна объяснить тебе причину этой странной и легкомысленной просьбы?

И вдруг Людмила заплакала.

- Люся, друг, что с тобой? Успокойся.

- Я не ждала такого поворота и не готова объяснить тебе всего. Мы с тобой всегда понимали друг друга с полуслова. Мы доверяли друг другу. - Она подняла на брата заплаканные глаза. - Николай в опасности. Он уехал из Петербурга. Его друзья советуют и мне уехать на время. Поверь, я не ищу легкой жизни, приключений. Алиса знает все... Словом, я бегу...

- От ссылки?!

Какой же он нечуткий, право. Сестра взывает о помощи, а он, смеясь, изрекает ей всякие глупости... Раздумывать было нечего...

И вот Людмила сидит "шамаханской царицей", принимает поклонения персов, услуга челяди.

Время от времени кто-нибудь из свиты срывает цветы, связывает в маленькие букетики и подносит ей.

Он взглянул на сестру и увидел, что она смотрит на него и улыбается благодарной улыбкой. Он тоже улыбнулся и тоже с благодарностью подумал, какая она умница, какая мужественная и, хотя она еще очень молода, как облегчала она ему этот поход! Она действительно помогала брату и целебные травы собирать и приготавливать из них настои, и делать растирания, и накладывать примочки.

Между почетными гостями и персидскими хозяевами идет неторопливая беседа, такая же сладкая, как яства, разложенные перед ними на коврах.

- Розы Хорасана, розы Хорасана... - шепчет Людмила, получив еще одно подношение из роз.

Персиянка улыбаются и кивают головами. Людмила улыбается в ответ. Все общение ограничивается между ними взаимными улыбками.

Она пытается вспомнить, придумать какие-нибудь значительные слова или строки, но ничего не идет ей в голову. Если бы ей знать тогда, что через три десятка лет поэт златокудрый и голубоглазый, никогда так и не побывав в Персии, напишет однажды:

В Хорасане есть такие двери, где усыпан розами порог...

Люся познакомилась с друзьями Алисы и за одним из них по приезде из Персии последовала в ссылку...

В революционные петроградские дни ее муж погиб. Бурей гражданской войны ее занесло в приволжский городок. Она жила одна. Работала в детской библиотеке. И чем дальше шло время, чем дольше тянулось одиночество, тем ближе сливались в ее восприятии образы ее мужа и ее брата - самых дорогих ей в жизни людей.