Пусть об этом знают все

– Ты чего тут стоишь? Ты вся промокла. Простудиться захотела?

И вновь как выстрел: «Зайди, простудишься». Господи, если бы он кричал на нее, грубил, обвинял, было бы легче. Таким он был бы ей понятен. А это жуткое спокойствие, настолько ему несвойственное, мгновенно сделало его далеким и чужим, абсолютно чужим. Оно разом обрубило все между ними, возвело глухую стену, сквозь которую не пробиться.

– Да что с тобой?! – тормошила ее Аксенова.

Алена посмотрела на нее, попыталась что-то вразумительное сказать, но в груди заколотилось рыдание. Губы сами собой унизительно растянулись. По щекам заструились горячие слезы.

– Э! Да ты чего? Пойдем-ка, пойдем. – Аксенова вцепилась в ее локоть, затащила в здание.

Первым делом привела в уборную, где Алена, уткнувшись лбом в прохладный кафель, тихонько рыдала. Она старалась сдерживаться, старалась взять себя в руки. Меньше всего хотелось проявлять свою слабость перед стервозной Аксеновой, но ни черта не получалось – плач судорожными всхлипами рвался наружу.

Первая пара уже шла вовсю, так что их никто и не потревожил. Ну а Аксеновой прогуливать не впервой. Она сидела на подоконнике, задрав одну ногу, второй покачивала и молча ждала. Зачем ждала – непонятно.

Алене хотелось, чтобы она оставила ее в покое, но и слова вымолвить не получалось.

– Ну? Что там у тебя случилось? Рассказывай, – спросила Аксенова небрежно, когда Алена немного успокоилась.

Не хотелось ни о чем рассказывать, тем более Аксеновой. Алена опустила глаза и с удивлением обнаружила поверх мокрой шелковой блузки чужую черную толстовку. Когда? Откуда?

– Это чья? – недоуменно воззрилась она на одногруппницу.

– Моя, чья… Соплями только не измажь.

Алена начала стягивать толстовку.

– Вот только без концертов давай? Носи пока, грейся. А то ты как цыпленок из морозилки была – такая же синяя и скукоженная. Говори же, что у тебя приключилось? Я вон из-за тебя пару прогуляла.

– Для тебя это, конечно, великая потеря, – съязвила Алена и тут же устыдилась. Человек, собственно, абсолютно чужой человек, позаботился о ней как умел. Язвить в ответ – ну это свинство. – Прости.

– Ладно, – Аксенова спрыгнула с подоконника. – Пошли в столовку. Тебе чаю горячего надо. Сто грамм бы не мешало, но где их взять?…

За чаем Алена и рассказала Аксеновой почти все. Про Дениса, про Максима и даже про отца. И не хотела же сначала совсем ничего говорить, но слово за слово вывалила все.

– Интересно ты живешь, Рубцова! – присвистнула Юлька. – А я думала, ты обычная замшелая ботанша из богатенькой семейки, сорри. А у тебя тут такие страсти, о каких я даже не мечтаю! А если серьезно, то ты должна поговорить с этим твоим Максом. Так-то он прав, другой бы вообще послал тебя лесом. Мутила еще с одним за спиной! Не, я не осуждаю, наоборот. У меня ты даже в глазах выросла. Но мужика твоего понять могу. Кому такое понравится? Знаешь, где он живет?

Алена кивнула.

– Ну вот, иди к нему и все объясни.

Следующая пара – семинар по зарубежной литературе – проходила как в дурном сне. Алена честно пыталась влиться, слушать, записывать, но это оказалось выше ее сил. Голову разрывали самые дикие мысли. А если она его не найдет в общежитии? Куда тогда? Телефон он отключил. А вдруг он прямо сейчас возьмет и уедет? Раз, как сказал, приехал только ради нее. Вдруг она его больше не увидит? И зачем вообще пошла на пару? Лучше бы и правда сразу отправилась к нему. Права Аксенова: надо все ему объяснить. Ведь со стороны это и правда выглядело ужасно.

И что странно, еще вчера спросил бы ее кто-нибудь, как она относится к Максиму. Всерьез ли? Связывает ли будущее с ним? Она бы как минимум поколебалась с ответом. Да, она его любила. Но чувства эти ей же самой казались болезнью, а не счастьем. И хоть ты тресни, не доверяла она ему полностью. Точнее, хотела верить, хотела доверять, пыталась, но всегда оставалась крупица сомнений. Да что там крупица – нормальная такая доля, которая если не топила все хорошее, то, по крайней мере, очень омрачала. И постоянно возникали мысли: а надо ли? а стоит ли? а вдруг потом плохо будет? а вдруг он наиграется с ней и опять пошлет?

А вот теперь мгновенно все стало видеться и чувствоваться иначе. Сразу так отчетливо и ясно пронзило ее ощущение, что без него никак. Что нужен он, как воздух. Без него и жизнь не жизнь. И плевать, как будет потом. Лишь бы сейчас все наладилось. Вот уж воистину – потерявши, плачем.

– Госпожа Рубцова, вы сегодня в анабиозе?

Алена вздрогнула от неожиданности. Анварес пронзал ее ледяным взглядом.

– Может, у нее есть еще о чем подумать, кроме вашего Пристли, и поважнее, – подала голос Аксенова.

– Если бы вы умели думать, я был бы только рад. Пока же я наблюдаю полное отсутствие мысли, что у нее, что у вас, госпожа Аксенова.

Юлька несколько раз огрызнулась, но Анварес язвительно парировал все ее выпады. В конце концов Аксенова, пылая гневом, вскочила и зачем-то поволокла за собой Алену.