Пусть умирают дураки

Она платила мне за то, что я оставался с собственной женой. Она платила мне за тысячи разных вещей, но, не задай я ей этот вопрос, спала ли она с Осано, она бы мне ничего не сказала. Такой жестокости она бы себе не позволила. Но лгать она мне больше не стала бы. Как-то она мне сказала об этом, и вот теперь продемонстрировала. Мне не должно быть никакого дела до ее отношений с другими.

— Молодец, что позвонил, — сказала она. — Я скучала без тебя. И не злись из-за Осано. Больше я с ним не собираюсь встречаться.

— А что так? Почему бы тебе с ним не встретиться?

— С ним было забавно, но стоял у него плоховато. Тьфу, черт, я ведь пообещала себе, что не стану тебе об этом рассказывать.

И она засмеялась.

Теперь, уже как нормальный ревнивый любовник, я был рад услышать, что мой самый дорогой друг частично импотент. Но я лишь бросил беззаботно:

— А может, дело было в тебе. В Нью-Йорке у него куча почитательниц.

Голос ее звучал весело и ясно, когда она сказала:

— Да ну, я потрудилась на совесть. Я бы и мертвого смогла оживить.

Она весело засмеялась.

Теперь, чего она и добивалась, я представил, как она припадает к недееспособному Осано, целуя и обрабатывая языком его тело, как летают при этом ее светлые волосы. Мне стало очень паршиво.

Я вздохнул.

— Ты бьешь слишком сильно. — Я заканчиваю. — Слушай, я снова хочу тебе сказать спасибо за то, что ты позаботилась обо мне тогда. Мне трудно представить, как ты сумела дотащить меня до ванны.

— Это моя гимнастика, — ответила Дженел. — Ты знаешь, я очень сильная.

Затем голос ее изменился:

— Я правда очень жалею Арти. Мне надо было лететь вместе с тобой, чтобы поддержать тебя.

— Наверное, — ответил я. Но на самом деле я был рад, что она не сделала этого. И еще мне было стыдно, что она стала свидетелем моего нервного срыва. Я почувствовал почему-то, что теперь она уже не сможет относиться ко мне так же, как раньше.

Из трубки прозвучал ее голос, очень мягко:

— Я люблю тебя.

Я не ответил.

— Ты еще любишь меня? — спросила она.

Наступил мой черед.

— Ты же знаешь, что мне не разрешается говорить подобного рода вещи.

Она молчала.

— Сама же мне говорила — женатый мужчина никогда не должен говорить девушке, что любит ее, если не готов оставить свою жену. Собственно говоря, ему разрешается это сделать, если он уже ушел от жены.

Наконец в трубке послышался голос Дженел. Прерывающийся от ярости.

— Пошел ты! — закричала она, и я услышал, как она бросила трубку на рычаг.

Я мог бы перезвонить ей, но услышал бы, вероятно, этот дурацкий автоответчик, произносящий с французским акцентом: «Мадемуазель Ламбер нет дома. Не могли бы вы оставить свое имя?» Поэтому я подумал, пошла-ка ты сама. Я чувствовал себя отлично. Но я знал, что это еще не конец.

Глава 46

Дженел, когда рассказала мне, что спала с Осано, конечно, не могла представить, что я испытал. Я ведь видел, как Осано клеится буквально ко всем женщинам, которых встречает, если только это не полная уродина. То, что она попалась на его удочку, что оказалась для него такой доступной, уронило ее в моих глазах. Она проявила свою слабость, как это бывает со многими женщинами. И я чувствовал, что Осано испытывал ко мне, видимо, легкое презрение. Из-за того, что я был дико влюблен в девушку, завоевать которую он смог за один единственный вечер.

Сердце мое не было разбито, просто я чувствовал себя уныло. Всего лишь задетое самолюбие, так я думаю. Я сначала подумал, не высказать ли все это Дженел. Но потом понял, что это было бы мимо денег. Просто заставил бы ее чувствовать себя шлюхой. К тому же я знал, что она начнет спорить. Почему бы ей и не быть бесхарактерной? Разве мужчины не таковы, когда клеят девиц, которые всем дают направо и налево? С какой стати ей брать в расчет, что Осано имел нечистые намерения? Он обворожителен, умен, талантлив, привлекателен, он пожелал ее. Почему бы ей и не переспать с ним? И какое мое дело, вообще-то говоря? Это просто мое бедное мужское замордованное самолюбие, вот и все. Конечно, я мог бы раскрыть ей секрет Осано, но это был бы удар ниже пояса, недостойная месть.

И все же, я чувствовал подавленность. Прав я или нет, нравиться она мне стала меньше.

Я не стал звонить Дженел, когда в очередной раз отправился на запад. Мы с ней находились в последней фазе полного отчуждения, классический расклад в подобного рода романах. Опять же, как и во всех вещах, в которых участвую, я начитался литературы и был непревзойденным специалистом в области течения любовных романов. Мы находились на прощальной стадии, но изредка должны были встречаться, чтобы оттянуть момент окончательного разрыва. Поэтому я и не позвонил ей: ведь на самом-то деле все было кончено, по крайней мере я хотел, чтоб так было.