Пусть умирают дураки

Припарковав машину возле здания федерального суда, я вошел внутрь, очутившись в огромном вестибюле с мраморными полами. На лифте я поднялся до этажа, где находилась комната гранд-жюри. Выйдя из лифта, я обомлел: все скамейки были заняты ребятами которых мы зачисляли в наши резервистские подразделения. Их было по меньшей мере человек сто. Кто-то кивнул мне, с некоторыми я обменялся рукопожатиями и шутками по поводу всего этого дела. Тут я заметил Фрэнка Элкора, он стоял в одиночестве возле огромного окна. Я подошел к нему и мы пожали друг другу руки. Он выглядел спокойным. Однако лицо его было напряженно.

— Ну разве это не куча дерьма? — спросил он, пожимая мне руку.

— Ага, — ответил я.

За исключением Франка, все остальные были одеты по-гражданке. Он надел все свои награды Второй Мировой войны, нашивки старшего сержанта и знаки за выслугу лет. У него был вид солдата, готового выполнить любое задание. Он собирался сыграть на том, что гранд-жюри откажется предать суду такого человека — патриота, вернувшегося к делу защиты своего отечества. Я надеялся, что это сработает.

— Ты представляешь, — сказал Фрэнк, — они заставили вернуться из Форта Ли более двух сотен наших ребят. И все из-за какой-то уродской ерунды. Из-за того, что некоторым из этих мудаков никак не переварить призыв из запаса на действительную службу. На меня это произвело впечатление и удивило. То, что мы сделали, было, в сущности, таким невинным. Просто брали деньги за безобидный маленький фокус-покус. Это даже не было похоже на мошенничество. Просто оказание услуг, когда обе стороны получают выгоду, и при этом никому не причиняется вреда. Понятно, что пару законов мы нарушили, но ведь мы не совершили ничего по-настоящему дурного. А тут правительство тратит тысячи долларов, чтобы мы оказались за решеткой. Это выглядело как-то несправедливо. Мы ведь никого не застрелили, не грабили банков, не растрачивали казенные деньги, не подделывали чеков и не сбывали украденные вещи, не совершали изнасилования и даже не шпионили в пользу русских. Какого же хрена подняли весь этот шум? Я засмеялся. Почему-то вдруг у меня появилось хорошее настроение.

— Что здесь такого смешного — спросил Фрэнк. — Все это серьезно.

Вокруг нас было довольно много народу, и некоторые могли нас слышать. Я сказал Фрэнку весело:

— О чем нам беспокоиться, в самом деле? Мы не виновны, и мы знаем, что это все дерьмо собачье. И пусть они все катятся к чертовой матери.

Он улыбнулся в ответ, врубившись.

— Ну, — ответил он. — И все же, парочку этих ублюдков я бы пристукнул.

— Даже в шутку не говори такие вещи.

Я взглядом предупредил его об опасности. Они вполне могли понатыкать здесь подслушивающие устройства.

— Ты ведь на самом-то деле этого не хочешь?

— Да нет, конечно, — ответил Фрэнк неохотно. — Казалось бы, эти ребята должны гордиться, что служат своей стране. Я прошел одну войну и никогда не хныкал.

Тут мы услышали, как один из судебных исполнителей, сидящий возле массивных дверей с черно-белой табличкой «Зал Гранд Жюри», выкрикнул имя Фрэнка. Фрэнк вошел в дверь, и я увидел, что оттуда выходит Пол Хэмси. Я подошел к нему и сказал:

— Привет, Пол, как дела?

Он пожал мою протянутую руку.

Похоже, он чувствовал себя неудобно, но не выглядел виноватым.

— Ну, как твой отец? — спросил я.

— С ним все в порядке, — ответил Пол. — Я знаю, что мне нельзя говорить, о моем свидетельствовании. Вы знаете сами, что я не могу этого делать. Но мой отец просил передать вам, чтобы вы ни о чем не беспокоились.

Я почувствовал дикое облегчение. Ведь он единственный, кто по-настоящему беспокоил меня. Правда, Калли сказал, что с семьей Хэмси он все уладит, и похоже, что оно так и случилось. Я понятия не имел, как это Калли удалось, да меня это и не интересовало. Я смотрел вслед Полу, который шел к лифтам, и тут ко мне подошел еще один мой клиент, племянник одного театрального режиссера, которого я зачислил к нам бесплатно. Он действительно за меня переживал, и сказал, что он и его друзья будут свидетельствовать, что я никогда не просил и не получал от них никаких денег. Я сказал ему спасибо и пожал руку. Я все время шутил, улыбался, и нельзя сказать, что это была игра. Играя роль этакого ловкого весельчака-взяточника, тем самым давая понять о своей чисто американской невинности с удивлением обнаружил, что все это мне даже нравится. Фактически, мне как бы удалось устроить при дворе для множества своих клиентов, которые подходили ко мне и все говорили, что это дело — муть собачья, заваренное кучкой критиканов. Я даже стал думать, что Фрэнк наверняка выкрутится, и тут увидел, что он выходит из зала гранд-жюри, и услышал, что вызывают меня. Вид у Фрэнка был мрачноватый, но рассерженный, и я понял, что он не раскололся, и собирается и дальше отбиваться. Я прошел через две массивные двери и оказался в зале гранд-жюри. За то время, что проходил через двери, согнал с лица улыбку…