Пустыня

– Идиот! – прервал меня командир. – Ты всё равно будешь гореть в аду. Потому что не можешь верить по-настоящему. Среди вас нет таких. А многие вообще не верят в жизнь после смерти. Говорят: нет там ничего! В своё время я учился в университете, общался с образованными людьми. Там немало атеистов. Их интересно было послушать. Знаешь, что они говорили? Что загробную жизнь люди выдумали как раз из страха перед смертью. Так легче, с этой выдумкой. У людей появилась надежда, которая позволила не сойти с ума от ужаса. Потом служители духовенства развили эту тему на благо существования общества. Ведь нужно же было как-то объяснить царящую на земле несправедливость. Ну, вот живут на свете богатый и бедный. Богач блаженствует в роскоши, вкусно ест, сладко спит, имеет гарем красивых женщин. Бедняк всю свою жизнь трудится в поте лица, голодный, надорванный, чтобы хоть как-то прокормить жену и детей, тоже изуродованных непосильным трудом. А потом и тот, и другой умирают. И что? Где справедливость?! Оба просто исчезли… Так стоило ли бедняку всю жизнь надрываться? Или нужно было пойти отнять всё у богача? И вот тут-то, чтобы такого не случилось, просто необходимо существование духовенства. Священники практически всех религий объясняют людям, что никакой несправедливости-то и нет! Всё очень просто. Страдал на этом свете – будешь блаженствовать на том. И наоборот. А на самом деле это ложь. Нет ничего там, за чертой! Так утверждали ваши атеисты. Вера им не нужна. Я думаю, поэтому вы все так слабы.

Воины слушали тираду, опустив глаза. Понятно было, что все они верующие. Среди солдат этого народа атеистов нет. Даже слушать такое непозволительно. Должно быть, их предводитель получил образование где-то в другой стране. Чувствовался интеллект и лидерские качества. Скорее всего, именно это и позволило ему со временем стать командиром. Он должен был обладать непререкаемым авторитетом, добытым в боях, раз солдаты молча принимали такую проповедь.

– Раз уж я позволил, молись, дурак. Тебя ждёт ад, но умри с надеждой на рай. Говорят, так легче…

Я медленно и глубоко, на сколько позволяли сломанные рёбра, вздохнул и опустился на колени. Постарался сосредоточиться и не думать о боли своих ран. Два конвоира стали за моей спиной. Оглянувшись, в свете костра я увидел весь отряд.

Командир лежал на спальном мешке, опершись на локоть, и наблюдал, как я трясу руками и разминаю их. Переводчик готовил на всех ужин из сухого пайка. Ему помогали ещё двое. Из четверых раненых, судя по их повязкам, двое были ранены в руки, один в голень, и ещё один в голову. Этот был особенно плох и лежал без движения в спальном мешке неподалёку от костра. Раненый в ногу пытался поить его из фляги. В общем-то, все недалеко. Это хорошо. Были ещё двое, ведущих наблюдение в обоих направлениях ущелья. Я давно их засёк, ведь дозорные скрывались от внешнего противника, а не от своих. Они находились на значительном расстоянии. Это плохо. Итак, пора приступать…

Я сплёл пальцы, с силой сжал. Мне было важно, чтобы мозг услышал их боль, различил Мелодию. Конвоиры подошли совсем близко и с интересом наблюдали из-за моей спины за невиданным обрядом. Давайте-давайте, ребятки…

Ещё раз глубоко вздохнув, я начал творить Молитву…

* * *

Снежный буран метет вторые сутки. Здесь, на высокогорье, погода меняется часто. Даже не верится, что где-то далеко внизу, у подножия этих гор, по-прежнему солнечно и даже жарко. Сквозь метель трудно разглядеть край скалистой площадки, на которой я устроил своё логово. Буран – это и хорошо, и плохо. Хорошо это тем, что видимость не превышает расстояния нескольких метров, и меня можно обнаружить, лишь споткнувшись непосредственно о «спальник». Впрочем, вряд ли сюда занесёт кого-то даже в ясную погоду. А плохо то, что запас провизии совсем иссяк. Меня трясёт от холода. Энергии, накапливаемой за день солнечными батареями спального мешка, явно не хватает. И, хотя «спальник» и одежда у меня достаточно добротные, организму скоро не из чего станет вырабатывать тепло. А значит – снова в путь. Как только стихнет буран.

Но пока есть время о многом подумать. Я неторопливо вспоминаю свою жизнь. Людей, с которыми мне пришлось встречаться. Попадались разные. Умные и не очень, добрые и не совсем, порядочные люди и отъявленные негодяи. Хотя, со временем я стал понимать, что этот мир не чёрно-белый. В нём уйма цветов и оттенков. В конце концов, всё относительно. Любовь свою я сберечь не сумел. Теперь, вспоминая женщин, которые были в моей жизни, понимаю, что по-настоящему любил только одну.