Пустыня внемлет Богу. Роман о пророке Моисее

Народ, идущий из Египта, пустыни – народ низин, взгляда и привычек низин, – видит надвигающуюся с севера, нависающую громаду гор, толпище высот, престолы неба.

Нам снились в страшных снах ждущие нас высоты Ханаана.

Бесконечное переживание пространства – обостренное чувство страха, беззащитности, одиночества. А впереди – испытание горами, страной обетованной, как бы повисшей в небе. Как горы Моава в неверных лучах синайского солнца, подобные облакам: то растворяются, то сгущаются.

Недаром Моисей повел народ через горы Моава: чтобы перед спуском к Иордану народ, как и он с горы Нево, последний раз в его жизни, увидел страну обетованную сверху, с высот, а не из низин.

Хоть мы создания рук Его, Он абсолютно не знал нас, как впервые родившая мать беспомощно смотрит на неизвестно откуда возникшее существо, не зная, что с ним делать, впадая то в ярость, то в бессилие. А ведь по Своему образу и подобию творил!

О, лунный ирреальный, пробирающий ознобом свет возносящихся в ночь железных гор Синая – притягивающая гибелью и последней правдой звенящая тишина внезапных пропастей… Долины, кажущиеся мертвыми, днем сухие, как горшки гончара после извлечения из опаляющего дыхания печи. Лунатическая тяга, будившая Моисея, входившая в его сны.

4. На краю кратера

Велика печаль отсутствия – она обжигает нас, изливается из нас лавой.

Погасший кратер, на краю которого мы живем, зарождает беспокойство, тревогу, и вот – огненное извержение: из темных спрессованных залежей Истории – лава прорыва: Исход…

В утлой хижине, в низинах Раамсеса,

мы любили друг друга,

когда Моисей шел из пустыни в Египет,

отряхивая прах дороги, как страх души,

несомый мощью Его призыва,

усиленной внутренним нежеланием

и сопротивлением этой мощи.

А мы не знали, что утлая наша хижина

уже качается подобно не менее утлой лодке,

влекомой шлейфом волн уже разворачивающегося вовсю корабля времени.

Кратер глухо ворчал.

Кажущееся благополучие клубилось облаком над домами Раамсеса,

и мы любили друг друга в покоях дворца.

И тогда весь Исход сужался

до слабого пламени свечи,

и просвеченная нежностью

ладонь твоя гасила ее,

и платье твое шумело и опадало шелком -

и темнота дышала

яблочной свежестью твоих уст…