Пустырь Евразия

— Вчера вечером Вероника вычитала в рекламе новую забаву. В огромном заброшенном бомбоубежище гражданской обороны выстроили лабиринт, в котором желающие, вооруженные лазерными винтовками, могли под хорошую музыку в полутьме вволю поохотиться друг на друга. Молодые люди и детвора валили валом на новинку. Петруша, Вероника и охранники, составив свою команду, воевали против сборной прочих посетителей. Резвились долго. Когда после очередного круга наследник не вышел из-под сводов бомбоубежища, охрана забила тревогу. Зажгли свет, бросились искать. Петруша лежал в углу, в смешном наряде коммандос, с игрушечной винтовкой в руках. Он так и не успел повзрослеть.

— Пять пуль в спину! — развел пальцы на руле Грешников.— И пистолет не нашли.

— С глушителем?

— Там такой музон грохочет, что хоть из пушки пали — никто не услышит. Подойти к нему мог любой из играющих.

— Игроков задержали?

— Где там! Только поднялся шум, всех как корова языком слизала. Их человек двадцать было. Пятерых из постоянных посетителей уже нашли, остальных ищем. Случайные люди. Но вьетов среди них не было.

— Точно не было?

— Слушай, трудно замаскировать вьета так, чтобы его не приметили ни Петруша, ни Вероника, ни охранники. Они же знали, что следует остерегаться. Белла им все уши прожужжала.

— Как она?

— Истерика вперемежку с яростью. Дай ей волю — она перебьет полгорода.

— Пистолет не тот, из которого стреляли в бомбера?

— Другой. Поехали со мной, везунчик. С тобой у меня как-то результативнее получается.

— А за что меня все же задержали?

— Пустяки! Принуждение несовершеннолетней к сожительству.

— Айни?!.

Можаев опешил. Этого он никак не ожидал. Монумент посмотрел на него сочувственно:

— Но ты же с ней не спал?

— Я не знал, что она несовершеннолетняя! И не было там никакого принуждения!

— Говорил я тебе — никаких баб на работе! Там у следака твоего все в ажуре! Заявление потерпевшей, раз! — принялся загибать толстые пальцы Монумент.— Заявления родственников и свидетелей, два! Штук десять! Акт медицинского осмотра, подтверждающий прискорбный факт,— три. С тебя достаточно, огребешь лет восемь как педофил, с чем тебя и поздравляю! Возьмут образчик спермы, сличат — и на этом следствие закончено. Мне бы такие дела, я бы чемпионом по раскрываемости стал!

— Ничего себе везунчик… — растерянно пробормотал Авенир.— Вот так поддел меня хозяин…

— А ты думал, в бирюльки играем? Вот теперь ты и соображать не в состоянии! Соберись, ты мне нужен. Чудес не обещаю, но до минимума срок собью.

— Это сколько?

— Три года.

— Елки зеленые! — Авенир схватился за голову.— За что?!

Монумент взглянул на него удивленно:

— А ты неблагодарный! Да любой урлан мне за такое ножки бы целовал! Пять лет ему обещают скостить, а он не рад! Пять лет жизни тебе дарю!

Авенир воззрился на Грешникова, как на сумасшедшего. Опер не шутил. Более того, Можаеву показалось, что его щедрый приятель чего-то недоговаривает. На толстой переносице его образовалась глубокая поперечная морщина скрытой вины, которой, как точно помнил Авенир, прежде не было. Он спросил об этом напарника.

— Пустяки…

Морщина задвигалась.

— Нет уж, выкладывай! Вижу я твои пустяки, столбняк от них берет! А ему все хаханьки!..

— Прости. На этот раз действительно пустое. А ты не переживай лишнего. До приговора твоего еще далеко, что-нибудь придумаем. Поговорю с шефом…

— Да я сам дела так не оставлю! Я найду тебя, хозяин вьетов! Я тебя найду и заставлю снять заклятие, колдун чертов! Поехали!

ГЛАВА ПЯТАЯ

Хочешь всего и сразу, а получается ничего и постепенно!

I

О, восточная женщина, вечная загадка человечества! В западной литературе, особенно во французской, море чернил было потрачено на воплощение образа женщины, преступавшей долг ради любви, — и теперь мы имеем то, что имеем. Теперь это никому неинтересно, даже самим женщинам. Но Восток, нетронутый Восток… Как можно на тебя сердиться?

Так меланхолично рассуждал Авенир Можаев, скукожившись на переднем сиденье с обиженным и несчастным видом. Он нисколько не осуждал Айни, нет! Ведь он был русским интеллигентом, а значит, умел оставаться предельно честным перед самим собой. Это русская интеллигенция умела всегда. Отточенное веками мастерство самобичевания, переходя по наследству, не одну буйную головушку утопило в вине.

Формально Авенир нарушил закон, вкусил запретного и теперь, хочешь не хочешь, должен был держать ответ. Возмущение и обида его были направлены не на маленькую вьетку, а на того, кто научил коварству бедного ребенка. Авенир объявлял войну хозяину вьетов!

Решительным шагом, стараясь держать ступни прямо и позабыв о печальных событиях ночи, вошел он впереди Монумента в особняк Низовцевых. Увиденное поразило его.

На лестнице, держась за перила, встретила их кое-как, будто впопыхах, одетая Белла.

— Ах-ха-ха!.. — засмеялась персиянка, покачиваясь.— Ах-ха-ха-ха! Прибыли наши защитнички! Герои наши пришли! Трубите в трубы все! Колька, парадом стройся! Принимай дорогих гостей!