Путь Черной молнии 2

Однажды поздно ночью, когда смена контролеров пришла проверить Воробьева, то застала его спящим на чужой кровати. Александру пришлось лечь в другую постель, так как ночью в проходе Волкова шла азартная игра в карты с заключенными из других отрядов. Александр спал, как всегда, натянув на голову одеяло. Прапорщик бесцеремонно сдернул с него одеяло и посветил фонарем в лицо. Терпению Воробьева пришел конец. Мало того, что они ночью грохочут сапогами по полу, подобно стаду парнокопытных и вдобавок еще будят по-хамски. Он соскочил с постели и обложил контролеров непристойными словами. Его доставили в надзорслужбу к ДПНК, приказавшего без разбирательства увести Воробьева в ШИЗО и закрыть до утра в «нолевке17».

Наутро заявился Кузнецов и, открыв дверь камеры, с издевкой произнес:

– Ну, что шерсть бегониевая, покуролесил. За то, что спал не на своем спальном месте и за оскорбление контролеров, ты заработал пятнадцать суток, – Кузнецов с угрозой в голосе добавил, – если еще раз подобное повторится, они накатают на тебя заявление, и за мелкое хулиганство ты будешь привлечен к уголовной ответственности.

– Начальник, за языком следите, если вы не знаете значение слов, то не бросайтесь ими попусту…

– Ты что, щегол, жизни меня вздумал учить, – Кузнецов вперился хищным взглядом в осужденного.

После произнесенного оскорбления Александру в голову ударила кровь, хотелось ответить дерзостью наглому подполковнику, но вовремя вспомнил слова Дронова: «Никогда не давай мусорам повода затянуть себя в глубину провокации, пусть они выходят из себя, а ты смейся им в рожу и убивай спокойствием». Потому Воробьев внутренне собрался, глубоко вздохнул и как можно спокойнее, ответил:

– Хорошо гражданин начальник, сейчас сила на вашей стороне, но, по сути дела, вы не правы. Если б я не знал, кто вы и на что способны, то послал бы вас куда-нибудь подальше, – интригующе ответил Александр.

– Ах ты… – Кузнецов еле сдержался, чтобы не перейти на личное оскорбление, но видимо что-то подозрительное моментом проскочило у него в голове, и он резко спросил, – ты знаешь меня? Что-то я тебя лично не припоминаю. Вас бунтовщиков в зоне было много, – хитрил подполковник, – в каком отряде ты был, с какими блатными водил дружбу?

– Какая вам разница. Для меня важно другое, вы свое офицерское слово нарушили, и честь свою смешали с грязью, дав на плацу обещание всем заключенным зоны. Надеюсь, не забыли, как дали Дронову слово офицера.

При упоминании Дронова, Кузнецов внутренне напрягся и, окинув Александра презрительным взором, со злостью прошипел:

– Ты еще мне будешь об этой мрази упоминать! Воробьев, хочешь оказаться самым несчастным в зоне? Ведь затрюмую. Понял меня!

– Вы меня на понял-то не берите, и я ваших угроз не боюсь. Эту грозу, да на ночь, – Александр ехидно улыбнулся.

– Дежурный, – закричал подполковник, – закрой его в карцер. Постановление на десять суток я выпишу позже.

– Пену сотрите с губ, гражданин начальник, а то я смотрю, у вас крыша начинает потихоньку на бок сползать – усмехаясь, сказал Александр и вышел за надзирателем из кабинета.

Поздно вечером, когда в изоляторе объявили отбой, дверь в карцер резко распахнулась. Александр машинально вскочил на ноги с бетонного приступка. В дверном проеме стоял человек под два метра ростом. При тусклом свете блеснули звездочки на погонах. Александр узнал его, это был заместитель командира охранной роты капитан Бражников, метко прозванный заключенными – «Шифоньером».

– Руки назад! – скомандовал капитан, – выходи и по коридору направо.

Бражников повел Воробьева в прогулочный дворик, расположенный на улице. Закрыв за собой дверь в дворик, капитан повернулся и, отложив резиновую дубинку к шершавой стене, издевательски произнес:

– Ты что же малец, начальство не уважаешь. Почки давно не опускали. Придется преподать тебе урок вежливости.

– Ты, что ли учитель? Ну-ну, попробуй, может, что и получится.

Александр отступил на два шага и внимательно следил за каждым движением офицера. Амбал метнулся к Воробьеву и, выкинув правую ногу вперед, сделал попытку ударить в пах. Но Александр, ребром ладони парировал удар. Капитана при этом развернуло. Воробьев со всей силы пнул противника под колено.

– Ах ты сученок! – взвыл от боли амбал и попытался достать Воробьева кулаком слева. Но Александр поднырнул под руку и смачно припечатал капитану кулаком в левый бок. Офицер охнул и, схватившись за ушибленное место, в растерянности отступил назад.

– Ты что, спортсмен или служил где-то? Ну, ничего, сейчас я тебя достану.

Амбал подскочил к стене и, схватив дубинку, ринулся на противника. Воробьев мгновенно отреагировал отработанным приемом: парировав левой рукой дубинку, с силой двинул ногой капитана в пах. Не давая амбалу опомниться, ударил кулаком в подбородок и, применив подсечку, свалил на землю.

Дубинка выскользнула из руки офицера и Воробьев, подняв ее, поднес к лицу ошеломленного Бражникова, с иронией в голосе, сказал:

– Дурак, чему тебя только в армии учили? Дать бы тебе по соплям, да срок получать за тебя не охота.