Путь "Чёрной молнии"

— Ты — пацан, — указал он на Серегу, — даешь отчет своим словам? Ты готов ответить за базар?

— Да, готов.

— Ты, — Дрон указал в сторону Жарова, — отвечаешь за свой базар?

— Да, отвечаю.

— И проституткой у начальства не был?

— Нет!

— Тогда у меня остается один выход, — Дрон вытащил из носка заточенный гвоздь и подошел к Сереге, — ты первым ответишь за базар, я выколю тебе глаз.

— Но я правду говорю! Он сука!

— Тогда спроси с него, вот заточка! Если ты прав, то выколи ему глаз.

Разгоряченный Серега схватил гвоздь и уверенно пошел к Жарову. Увидев, что его сейчас будут дырявить гвоздем, Жаров запрыгнул на рабочий стол и хотел перепрыгнуть на другой, как поскользнулся на масляном пятне и грохнулся о бетонный пол. Не успел он очухаться, как увидел перед своим глазом острие гвоздя.

— Мужики не надо! Я беру свои слова обратно. Было-было такое, но я никому плохого не делал.

— Что козел, обоссался? — Дрон взял Жарова за горло, — я вас тварей насквозь вижу. Ты еще не успел первого оправдания сказать, а я уже усек, что ты есть — ментовская шлюха! Ладно, пожалею твою молодость, очко тебе рвать не станем, но дерьмом тебя вдоволь накормят, чтобы ты помнил весь свой срок того самого Болта.

Пацаны угрожающе пододвинулись к Жарову, и один из них предложил, как следует прессануть его. Дрон рассудил разумно:

— Пацаны, ночью будет сходка, а она куда важней, чем добыча справедливости из задницы этого урода. С ним в зоне разберутся. А теперь вали из хаты, прихвостень комсюцкий, — с отвращение произнес вор.

Жаров забарабанил в дверь, и когда надзиратели открыли камеру, без разговоров выломился в коридор.

— Проткнул бы ему глаз? — спросил Дрон Серегу.

— Не знаю, но в какой-то момент хотелось.

— Молодец, что не врешь. Завалить человека не так-то просто, нужно дух многотонный иметь и полную уверенность в своей правоте.

— Здесь хоть в баню водят? — спросил Макар, не разу не сидевший в здешнем ШИЗО.

— Раз в неделю, и то под душ загоняют, обзывая эту помывку баней, — ответил Крот.

— За отказ — пахать на государство, тоже БУР дают? — спросил Макар.

— Конечно, — отвечал Дрон, — отсидишь три раза по пятнадцать и прикроют на усмотрение хозяина, когда дадут два, а то и три месяца. Особо дерзким — таким, как я, преподносят сразу шесть месяцев ПКТ.

— А как там кормят, тоже летные дни бывают? — спросил Серега.

— Не — е, там три раза в день жрать дают, и прогулка один час с выносом параши. Курить разрешают, передачки запрещены, а писать письма можно два в месяц и получать в неограниченном количестве. А ты что, пацан, почву себе подготавливаешь? — улыбаясь, спросил Дрон.

— Да мало ли что.

— Ну-ну, — продолжал вор, — это еще полбеды, а вот когда выходишь после БУРа, глотнешь свежего воздуха и если не сломался, то тебя опять гасят в изолятор, как известь. Заметь — все по обычному кругу и так до трех раз, как говорится «через матрац». А вы заметили?

Почему-то все их козни в виде ментовского пресса действуют до трех раз, как будто четвертого раза не существует.

— А дальше, — продолжал интересоваться Сергей.

— Зоновская мусарня направляет дело в суд и ходатайствует, чтобы отрицалу перевели в тюрьму закрытого типа, для содержания злостных нарушителей режима содержания и особо опасных преступников. Во так нас боятся и клеймят, как врагов народа. Суд выносит свой вердикт и отбываешь ты этапом в крытый острог до конца срока, а когда и возвращается в зону, но такое случается очень редко, какому хозяину зоны нужен такой «кадр». Что касается общего режима, то самых рьяных, отрицающих правила и распорядки системы, отправляют в «Елецкий централ». Незавидная участь уготовлена там бродяжне. По данным, поступающим нам — ворам, люди идут в ту крытку, как к себе домой, а на самом деле их там ждет «земной ад». Вот так и ушел Колдун. Елецкая крытая — самый натуральный большевицкий застенок.

— Страшнее Томской, Новосибирской или Тобольской тюрьмы? — спросил Макар, пытаясь сравнить, — конечно, я имел в виду предвоенные годы и после.

— Ты еще о Печере и Енисее скажи, где Советы сотнями каторжан в трюмах барж на дно спускали.

— А зачем? — с ужасом спросил Серега — пацан.

— На тот момент большевики считали многих арестантов «врагами народа», и вместо того, чтобы угонять подальше на восток или север, большесрочников или неоднократно судимых, топили вместе с баржами. Ладно — это тема сложная и долгая, если будет время, мы об этом еще поговорим, а сейчас я хочу вот о чем: я принципиально отношусь к коренным переменам в этой зоне. Рано или поздно, но здесь нужно устанавливать наш порядок: активистов определять в стойло и вытеснять из зоны, зажравшихся бугров вместе с поварами тоже в «слив». Блатных, не соблюдающих тюремных законов — развенчивать и распределять по мужицким семьям, а беспредельщиков — по петушиным.