Женщина, которую вывели на свет за цепь, выглядела дряхлой старухой. Широкий лоб и черные спиралевидные узоры на коже указали на ее принадлежность к Хаавиркин еще до того, как она подняла в приветствии свою длинную трехпалую руку. Гедер встречал представителей этой расы и раньше, когда избранный король Холлскара прислал посольство ко двору, но еще никого столь древнего, или столь преисполненного чувством собственного достоинства.
Стражники встали перед женщиной, когда она подошла к принцу. Из-за шума Гедер так и не понял, глумилась над ней толпа, или приветствовала ее появление. Ее изучающий взгляд буквально ощупывал Гедера с ног до головы.
— Моя прорицательница, — сказал принц ему. А после женщине, — Это наш гость. Он путешествует Кешетом с духовной целью.
— Это так, — согласилась женщина.
Принц усмехнулся, будто получил от нее гостинец. А потом неожиданным жестом дружеского расположения положил руку на плечо Гедера.
— Этим вечером она в твоем распоряжении, — сказал принц. Гедер нахмурился. Он уповал на то, что ее предлагали не в качестве наложницы, хотя и слышал о подобных вещах из старых историй о Кешете. Он прочистил горло, и попытался было прояснить ситуацию, но прорицательница лишь подняла руку. Подбежал еще один слуга с деревянным табуретом, Хаавиркин уселась, пристально глядя в лицо Гедера.
— Привет, — поздоровался с ней Гедер неуверенно.
— Я тебя знаю, — сказала она, и сплюнула через плечо. — Ты мне приснился, когда я еще была девочкой.
— Гм, — сказал Гедер. — В самом деле?
— Она великолепна, — сказал принц. — Очень мудра.
— Однажды мой дядя заболел, — сказала прорицательница, — а симптомов никаких не было. Ни лихорадки, ни слабости, вообще ничего чтобы знать, как его лечить.
— Но как же тогда ты можешь заявлять, что он был болен?
— Сон это был, — терпеливо сказала прорицательница. — Чтобы излечиться он ел горькие травы, после которых вода, которой он их запивал казалась ему сладкой. Но в воде ничего не было. Вся сладость, которой на самом деле не было, была в нем. Только и того, что вода не была горькой. Она не в силах вылечить хоть что-то.
Провидица взяла его руку, длинные пальцы ощупывали суставы его пальцев, как будто искали что-то. Она поднесла его ладонь к носу, и обнюхала ее. У Гедера мурашки по коже поползли, и он попытался вырвать руку.
— Увидишь ее трижды, — сказала она, — и каждый раз будешь совсем другим человеком. И каждый раз даст она тебе все, что пожелаешь. Ты уже встречался с ней однажды.
Брови провидицы приподнялись, словно в немом вопросе. "Ясно?"
"Это она что, про меня?" — подумал Гедер.
— Благодарю вас, — сказал он, и прорицательница кивнула скорее себе, чем кому нибудь еще. В пляшущем свете факелов черные отметины на ее коже, казалось, жили собственной жизнью.
— Это все? — спросил принц Ясуру.
— С ним все, — мягко сказала провидица. Она поднялась на ноги, цепь, свисающая с ее шеи звякнула. — А с тобой мы еще поговорим, но попозже.
Она сделала реверанс, повернулась, и пошла обратно, поднимая пыль, через низкий кустарник и тени, мимо деревянных столов с кешетскими воинами. Стражники, держащие цепь последовали за ней, как будто это она вела их. Тишина нарушалась только звоном цепи и шипением факелов. Гедеру показалось, что он заметил удивление и, даже, шок на лицах рыцарей, но не мог понять причины. Кое-что здесь определенно произошло, только он не мог сказать, что именно.
Принц почесал под подбородком, как Первокровные оглаживают бороду. Он ухмыльнулся, острые почерневшие зубы торчали частоколом.
— Ешьте! Пойте! — крикнул он, и шум голосов пирующих возобновился с прежней силой. Гедер взял еще одну колбаску и задумался, что же он упустил.
После пира желудок Гедера взбунтовался. Он лежал в своей палатке, вслушиваясь, как мягкий летний ветерок резвится по пустыне, и безуспешно пытался заснуть. Он слышал тихий храп оруженосца, ощущал запах мелкой пыли Кешета, которая, казалось, была везде, а во рту вкус пряного мяса, удовольствие от которого прошло очень быстро. Он ощущал беспокойство и апатию одновременно.
Вся сладость, которой на самом деле не было, была в нем. Только и того, что вода не была горькой. Она не в силах вылечить хоть что-то.
Из всего бреда прорицательницы только эти слова глодали его, беспокоя словно съеденные им пряности. Сейчас ему уже казалось, что женщина Хаавиркин говорила о Ванаи и Кэмниполе. Как только он подумал о них, напомнила о себе зарубцевавшаяся рана на ноге, куда попал арбалетный болт. Точно так же, малейшее переключение внимания могло напомнить ему о том черном коме, засевшем в его груди, под гнетом которого он находился всю долгую дорогу из Ванаи. Он не мог бы припомнить лица своей покойной матери, но силуэт женщины на фоне пламени, свирепствовавшем над Ванаи, видел так же ясно, как и палатку, в которой находился. Даже лучше.