Путь из леса

— Что это значит для меня? — Спросил он у воина-калеки.

Тот, как ни странно, понял вопрос и ответил:

— Теперь все знают, что ты, — тут было слово, которое Уаиллар слышал, но не знал точного значения. Похоже, что-то вроде «свой из ближних[38]», — и неприкосновенен.

Воин аиллуо про себя изумился, потому что никто и так не пытался на него нападать, но принял это к сведению.

6

Меж тем на площадь выкатили, раздвинув толпу, грязноватую телегу, на которой стояла собранная из мёртвых кусков дерева клетка, похожая на ту, в которой держали когда-то Аолли. В клетке, привалившись спиной к одной из её решётчатых стенок, находился довольно толстый круглоухий, одетый поверх своей кожи всего ещё в одну, закрывавшую всё его тело. Странно было, что круглоухого этого привезли на площадь избитого и прошедшего пытки — если многокожие собирались поставить его к столбу, то надо было поддерживать в нём силы и здоровье, чтобы он не сомлел слишком быстро, в чём нет чести.

Круглоухого вытащили из клетки. Уаиллар расстроился: тот и тридцати ударов сердца не способен был выдержать у столба, кто ж так готовит воина для пыток?

Впрочем, похоже, это и не был воин.

Дальнейшее было ещё более странным, и воин аиллуо совсем перестал понимать смысл того, что происходит. Несчастного поставили стоймя, держа с двух сторон, и какой-то многокожий в ярко-белом, закрывавшим всё тело, одеянии стал с ним о чём-то говорить, причём было видно, что он притворяется, что подлежащего пыткам жалеет и ему сочувствует. Закончив говорить, многокожий в белом выудил откуда-то из-под верхней своей кожи малую коробочку, сплетённую руками из мёртвой коры, достал оттуда горсть песка и высыпал убогому на голову.

После чего пытаемого подтащили поближе к столбу, но привязывать не стали, а опустили с перекладины над столбом верёвку с петлёй, накинули петлю на шею, после чего стоявший у столба невооружённый круглоухий крупного телосложения, на голове у которого надет был колпак, резким, сильным движением потянул верёвку, приседая на корточки.

Пытаемый подлетел вверх, хватаясь за петлю, подёргался какое-то время и обмяк.

И это всё?

И это зачем?

Ему даже не дали возможность показать, как он способен встретить смерть.

Уаиллар был очень разочарован. Обычаи многокожих снова оказались для него непонятными, чужими и чуждыми.

А он уже, было, начал примеривать их к себе. Но, видно, всё-таки не ровня многокожие и аиллуо, не воины многокожие, нет, не воины.

Глава 18. Дорант

1

Пошёл четвёртый день, как они в Фианго. За это время произошла целая уйма событий. Во-первых, казнили маркотриаса Айали. Дорант был склонен отговорить Йорре от утверждения приговора: сходу во врагах оказывался целый клан, причём Айали было в Марке много, они держали под собой некоторые важные города и занятия, включая торговлю (повешенный маркотриас был вообще главным в здешней Гильдии — теперь ещё непонятно, как с ней строить отношения), так что вреда от казни было много. Гильдмайстер же очень настаивал, видимо, было между ними что-то личное. Доранту все-таки, наверное, удалось бы убедить Императора, но сам предмет спора повёл себя как полный идиот, устроив скандал, в ходе которого умудрился несколько раз произнести в адрес лично Его Величества серьёзные оскорбления. После этого дорога ему была только в петлю, какими бы ни были его связи.

По случаю казни на офисиаде перед Домом приёмов сколотили помост для Императора и ближних, поставили глаголь с петлёй на блоке и согнали жителей.

Император, после того, как ему рассказали, как был взят Сайтелер, проникся к альву большим уважением (дополнявшимся, видимо, чувством вины за то, что когда-то приказал его убить) и решил дать ему дворянство. На взгляд Доранта, это было что-то немыслимое и нелепое, что могло привести к последствиям, трудно предсказуемым — но парень упёрся, а убедительных аргументов на ум не явилось. Так что пришлось посылать за альвом, который вряд ли понял, что происходит, но держался величественно, как всегда, когда его звали в свиту Императора.

Хуже всего было то, что время утекало, просачивалось между пальцами, и никак не удавалось не только удержать его в ладонях, чтобы успеть всё нужное, но даже и просто припомнить, перечислить, не упустить то, что необходимо было сделать. При этом Дорант чувствовал буквально всей кожей: каждый час, на который задерживается отплытие в Акебар, уменьшает их шансы на успех.

Очень много времени тратилось попусту на всякие торжества, приёмы, обеды и прочие протокольные затеи. Но это было неизбежно, Дорант сам настаивал, чтобы Его Императорское Величество не пропускал такие мероприятия, хотя бы те, которые устраивали важные и нужные люди. В день набиралось два-три, и хорошо, если по часу — а то и по три. Хорошо хоть, балы не затевали, уважая увечье Его Величества.

На то, что действительно следовало сделать — оставалось всего ничего, а не все дела можно было доверить другим людям.