Путь к колодцу (СИ)

   Не спуская глаз с Колдуна, впивается он зубами в сочное мясо и глотает, не успевая пережёвывать. А Колдун в напряжении склонился к огню, дикий восторг в глазах его, как будто, что-то необычайно интересное открылось там его взору, и летят быстрые пугающе непонятные слова из перекошенного в неуловимых гримасах его рта, в жутком упоении выкрикивает он их, и рвётся злорадный лающий смех. И оторвав на миг свой взгляд от пламени, вглядывается с радостным злорадством он в своего гостя, и застывает тот, столбенея от страха, от нечеловеческой пронзительности взгляда, от злобы в нём и ненависти...

   - Тебе страшно! - злорадно кричит, казалось бы, подлетая к нему по воздуху, Колдун: - Ты бойся, - это жизнь! - выкрикивает, брызгая слюной, прямо в лицо, уже пена выступает в уголках рта Колдуна:

   - Тебе хорошо сейчас, безгрешен ты и можешь бояться! Но не долго осталось тебе...

   Казалось, Колдун танцует страшный танец, под тоскливое завыванье ветра, у тусклого багрового пламени, среди камней, на краю пропасти... Глаза не успевали следить за его прыжками, временами казалось, двоится он в сумерках наступившей ночи, появляясь сразу в нескольких местах, среди чёрных и багровых пятен, мелькающих на гранях угрюмых валунов.

   - Ты будешь чудовищно велик! Чудовищно! - хохот Колдуна подхватывают горя, они вторят ему, наполняя ущелье грохотом, и, уже кажется, тысячи злых девов повторяют за ним, насмешливо хохоча в темноте, слетаясь сюда, к багровому пламени, на кровавый пир.

   Забыв о мясе, прижался незваный гость спиной к камню и сидит, не в силах отвести свой взгляд от Колдуна. А тот, то подскакивает и, наклонившись, в упор вглядывается в глаза своему гостю, то прыгает вокруг рвущегося вверх алыми полотнищами пламени, полощущегося на ветру. Колдун купается в нём, окутываясь им. То он уже сзади и, склонившись к уху, вкрадчиво шепчет что-то, скрабезно ухмыляясь, и стреляя насмешливыми глазами по сторонам, что-то непонятное абсурдное, и этим пугающее, то кричит и смеётся, как безумец, сотрясая ущелье грохотом эха.

   Странный и сладкий паралич охватывает гостя, погружая мир в вязкое сумрачное марево, в котором вязнут и резкие прыжки Колдуна и рывки языков пламени. Всякое движение замедляется в нём, и, кажется, даже звуки начинают тянуться низким неразборчивым воем, и это придаёт неожиданный удивляющий смысл движениям Колдуна и его голосу, но нет уже сил понять что-то, и рассмотреть вдруг открывающееся... Он тонет, тонет, погружаясь в вязкую топь...

   Проснулся он тогда, разбуженный каким-то посторонним звуком, ворвавшемся в смутный сон. Солнце уже коснулось своими лучами уродливо изломанных вершин противоположного склона ущелья, придавая необычайную объёмность их неприкрашенной суровости, резко разграничившей свет и тьму теней на изломах острых граней. Необычно чистый воздух застыл в неподвижности, приблизив и выделив самые мелкие детали в окружающем. И звук песни, пробудившей его, звонкий и чистый голос, казался, сливался в хоре с эхом, наполняя всё ущелье.

   Сидел он, опершись спиной о камень, не в силах разобраться, - где он? Где сон, а где реальность? Был ли Колдун и куда он делся? И тут, вновь услыхав звонкое эхо, вскакивает он, бросается к краю террасы. И вдруг, как будто на стену натолкнулся, останавливается он в недоумении - огромное чёрное пятно кострища... Сердце, кажется, замирает на мгновенье, пробуждая страх, заставляя оглядеться по сторонам, в непонятной надежде что-нибудь понять. В невольном жесте тянется он обтереть руки о полу халата и тут же одёргивает их, поднося к глазам - серая каменная пыль облепила затвердевшие потёки жира на ладонях. Но звонкий голос отвлекает его...

   Ему помогли тогда добраться до родного стойбища, и, казалось, совершенно забыл он об этой встрече.

   Иногда, что-то в нашей жизни, открывшись на мгновенье, в странном, поражающем воображение происшествии, и тут же исчезнув, оставляет оно нечто в глубине памяти. Забывается оно быстро, ни с чем несвязанное, выпадающее из причинно-следственной цепочки, сковывающей все наши воспоминания, и даже отвергающее привычную логику жизненного опыта, оставляет оно чувство неудовлетворённости своей незавершённостью. Эта встреча с Колдуном, ни когда не вспоминал Повелитель о ней, но лёгким холодом предопределённости зависла она против сердца, и пронёс он её через всю жизнь, как таинственный, запечатанный давно умершим предком сундук. Память об этой встрече всё время напоминала о непостижимости окружающего мира, что бы и где бы ни делал он, как бы самым уголком глаза видел он её, чувствовал присутствие. В страшные, переломные минуты своей жизни, он как бы подходил к этому заповедному наследству, став на колени, ощупывал укрытую таинственными знаками печать и отходил, чувствую непонятную почтительность и благоговение.

   Почему обвинил его Колдун в опоздании? Может и совсем не его ожидал тот в сумраке ущелья? И не ему была уготована судьба эта? Но тогда по воле кого попал он в ущелье это?

   ------------------------""----------------------------