- Представь, заглядываешь ты в тёмную комнату и видишь неясные силуэты, и начинает воображение твоё превращать их в какие-то знакомые образы, - покажется тебе, что в кресле сидит кто-то, а под ним жуткая лягушка, а ещё кто-то у окна прячется... Но включишь ты свет и увидишь у окна оборванную штору, в кресле свёрнутое пальто, а у кресла подушку...Но почему воображение твоё в условиях недостатка информации предпочло представить тебе столь простые предметы опасными и зародило в тебе страх? Это уже другой разговор. - многозначительно подняла она указательный палец: - А сейчас ты в мире совершенно непонятном для тебя и твоего воображения. И воображение твоё начинает наделять его чертами привычного, впрочем, какое ж оно привычное, в том-то и дело, что наделяет оно это необычное именно необычными чертами. Формируя перед сознанием образы заранее воспринимаемые им как невероятные - черти, баба-яга, болото странное... Как ту, чудовищную лягушку, в которую превратило оно столь безобидную подушку посреди тёмной комнаты.
Хоть и хвалилась Амвросиевна отсутствием мудрости, но объяснение её мне показалось уж через щур заумным.
- Ты заглянул в мир своёй души - мир своих ценностей и стремлений, мир этот оказался непостижимым для тебя, укрыто в нём всё сумерками незнания. И кажется тебе - всё вокруг наполнено чудовищами, и видишь ты их в плоти и яве, а, увидев, пугаешься и порождаешь ещё более страшных монстров, и появляются они и набрасываются на тебя... - с печалью смотрела она на меня: - Уже сколько раз погиб ты, если бы не вмешивались в судьбу твою?
- Два...- хрипло отозвался я, слушая её в непонятном трансе. По словам ее, получалось, что убиваю я сам себя, бросаясь на собственное отражение в зеркале.
- Больше.- улыбнулась снисходительно: - Да не ведаешь того. - вдруг поднялась она: - А ну кось, давай-ка спать ложись, а то уж глазами чисто филин типаешь.
Это предложение было для меня весьма кстати, после обеда спать хотелось невероятно, бодрящее действие чая явно закончилось. Пошатываясь, как пьяный, натыкаясь на косяки, я встал и направился за Амвросиевной во двор. Она подвела к небольшой постройке, вплоть до самой крыши увитой растениями с крупными голубыми цветами, похожими на миниатюрные граммофонные трубы. Мелодично скрипнули, открываясь гостеприимно, широкие низкие двери...
- Здесь, на сене спать ложись. - с сожалением, содержащим не малую толику презрения, окинула она взглядом мой когда-то модерный, а сейчас весь в коросте грязи комбинезон: - Уж больно грязен ты, батюшка, не обессудь...
Но мне это было настолько безразлично, где спать - теряя сознание, рухнул я на посланное Амвросиевной по шуршащему душистому сену покрывало.
Глава 13
И приснился мне сон... Странный какой-то, да чего тут ожидать можно было? - думал я, проснувшись в ужасе - Тут ведь кошмар - это норма жизни.
А снилось мне, - будто сидим мы, сотрудники Агентства с семьями в конференц-зале. В связи с каким-то праздником намечена у нас почему-то атеистическая лекция, вот и собрались сотрудники, и полковник на ряд впереди меня с супругой сидит. А лектор, приглашённый по случаю, со своими добровольными помощниками наглядную атеистическую агитацию развешивает на сцене. Народ тихо мнением между собой обменивается, пользуясь паузой, царит в зале, что называется - лёгкое оживление в ожидании лекции, но главным поводом, конечно же, является предвкушение праздничного банкета по завершению лекции.
И вдруг, я вижу, подходят к полковнику лектор со стайкой своих встревоженных помощников, лица у всех удивлённые, если не сказать испуганные, и говорят что-то полковнику. Наклоняюсь я вперёд и слышу:
- Как это - изображение исчезло? - багровеет от возмущения затылок у полковника: - Что вы мелете? Вытер кто или вырвал... Подменил, возможно?
- Да вот сами взгляните, - виновато склоняется к нему лектор и показывает место на каком-то плакате.
И становится мне ясно, из дальнейшего их разговора, что было у них на наглядной агитации изображение воинственного бога скандинавов Одина, и вот оно-то и пропало, преобразив странным образом весь рисунок: - непонятно заострились, удлинившись, углы орнамента, острыми коготками оскалились невинные завитушки, преображая весь рисунок... И вот уже ожигает морозом, при взгляде на плакат, чей-то чуждый и жуткий оскал в противоестественной манере отпечатавшийся на плакате. И уже глаз человека не в состоянии объединить непостижимые подробности ни когда невиданного образа в целостность его.
- Товарищ полковник! - вдруг, перегибаясь через ряд, обращаюсь я к начальству: - Да это же пустяк...
Я был чрезвычайно доволен, что могу помочь, вдруг мне показалось это таким простым и естественным. Я дрожал от нетерпения: - Да я сейчас всё устрою...
Полковник, успокаиваясь, удовлетворённо кивнул, откидываясь на спинку кресла. Я почти бегом выскочил на сцену, и началось...