Путь к народу

Рассказ "Древний путь" (1927) - одно из наиболее совершенных созданий Толстого. Тема крушения старого гуманизма, столь занимавшая писателя (так же как А. Блока, М. Горького и др.), раскрыта здесь необычайно емко и с убедительной зримостью. Перед читателем проходит история европейской цивилизации в воображении умирающего на пароходе французского офицера Поля Торена. Проплывая "древней дорогой человечества из дубовых аттических рощ в темные гиперборейские страны", он ищет и не находит ответа на вопрос: "Зачем была Эллада, Рим, Ренессанс, весь железный грохот девятнадцатого века?" Интервентом пришел этот романтический книжник на землю России, которая начала новую эру в развитии человечества, а он-то считал, что защищает цивилизацию от варварства! Он вспоминает свой разговор с пленным большевиком. Торен искренне убежден, что "спасает величайшие ценности", а большевик предлагает ему как можно скорее возвращаться во Францию: "Я вижу - ты честный человек, ты, может быть, один из лучших... Зачем же ты на их стороне, не на нашей?.. Они отравили тебя газом, заразили лихорадкой, пронзили твою грудь... Они растлили все святыни..."

У Поля Торена нет пути, нет будущего. Пароход "Карковадо", везущий во Францию пестрый табор русских эмигрантов и французских солдат, поминутно являет ему примеры того же крушения старого. Ни белые офицеры с пустыми глазами, ни толстосумы, ни волнующиеся в предвкушении дома зуавы- - ни в ком из них не видит Торен опоры себе, уверенности в будущем. Историческая правда, правда нового гуманизма осталась там, в России. Н. В. Тол-стая-Крандиевская, вспоминая об истории создания рассказа, очень точно заметила, что "исток этих раздумий берет свое начало там же, где зародились и пгрзые сомнения самого Толстого, круто повернувшие в дальнейшем личную его жизнь и творческую судьбу". Ей же принадлежит и верное определение одной из сторон толстовского дарования: "историческая мечтательность", способность "заражаться далеким прошлым, чувствовать время "позади себя" реалистически, плотски, до зрительных галлюцинаций". Мастерство и естественность, с какими в рассказе в 1919 год врываются живые картины истории, поразительны. Воистину связь времен умел показать писатель, причем не отвлеченно, а зримо, с физической ощутимостью.

* * *

А. Н. Толстой был не из тех, кто мог уверовать до конца в идею отвлеченную, когда ее нет перед глазами. Лишь когда эта идея в крови, поту, порохе, муках и героизме нации возникла перед ним как защита, обретение, восстановление государственности русского народа со всем содержащимся в ней, этой идее, историческим оптимизмом и с конкретно-историческим богатством для художника, писатель принял ее как единственную веру, как путеводную звезду. Характерно, что поначалу Толстой понял то, что большевики сохранят Россию, и лишь много позже стали прорисовываться перед ним коренные задачи Советской власти. Понадобилось немало времени, поездок по стране, размышлений и поисков, чтобы стала проявляться, вырастать из самой жизни возлюбленная идея. Писатель пришел к монументальным формам. Он сумел вернуться к теме гражданской войны на новом уровне и после переработки "Сестер" создал романы "18-й год" и "Хмурое утро", ставшие наряду с "Тихим Доном" энциклопедией гражданской войны, историей русского человека, в первую очередь интеллигента, в эпоху величайших потрясений XX века.

И наконец, писатель стал очевидцем и участником небывалого испытания народа и государства, свидетелем торжества народного духа, торжества нового общества. В годы Отечественной войны он как художник обрел небывалое вдохновение. Здесь в полном объеме явилось слияние его идеи и действительности, когда каждый день убеждал в величии нашего народа. Последние главы "Петра" и военные статьи и очерки - лучшее из созданного А. Н. Толстым. Торжествующее, утверждающее вдохновение царит в этих произведениях, отмеченных поистине волшебной печатью мастерства, написанных удивительным русским языком. Именно в дни войны Алексей Николаевич Толстой стал по праву народным писателем - не по присвоенному званию, а по признанию людей. Наступившая 23 февраля 1945 года смерть настигла его на высшей точке расцвета таланта.