— Нет… Но, в таком случае, я вообще не понимаю, как ты могла купиться на мои уловки, тогда, у Тамира. Ведь ты должна была почувствовать ложь.
— Тогда я не особо себе доверяла, а вот после того, как получила разряд шаровой молнии в голову, (кстати, твоих рук дело) стала гораздо сильнее чувствовать эмоции других. Скажи, а есть вообще какой-нибудь выход из твоей ситуации с Таршей?
— Не уверен, — сказал Лит. — Может, если бы Тамир и Эверио возобновили дружбу… Но, во-первых, это почти невозможно, а во-вторых, даже в этом случае нет гарантии на то, что её дорогой дядюшка даст мне разрешение вернуться в Дом Солнца, и уж тем более быть с Таршей.
— А если пойти против его воли? — я задала давно мучающий меня вопрос.
— Я уже однажды предложил ей сделать это, но… она отказалась. Тамир единственный родной человек для неё и она не хочет его потерять.
— Интересная получается ситуация, — задумалась я. А помолчав несколько секунд, продолжила. — Литсери, ты уже лишил меня любимого человека, подруг, пожалуйста, не трогай мою семью, а я обещаю, что уеду в начале марта.
— Всё-таки решила? — усмехнулся он.
— Знаешь, легко принять решение, если у тебя нет выбора, — ответила я, медленно попивая кофе. Потом подняла на него усталый взгляд и продолжила. — Жаль, что мы не можем быть друзьями… Лит, я очень уважаю тебя за сообразительность и за твои изощрённые методы достижения целей, но искренне ненавижу, за то, что мне пришлось испытывать их на себе, — я встала из-за стола. — Кстати, передай Эверио, что тот день, когда я решу по собственной воле вернуть ему долг, не наступит никогда!
— Даже не знаю, о чём ты говоришь, но обязательно передам, — глаза парня загорелись каким-то жестоким азартом. — А ты не затягивай с отъездом, а то в следующий раз мы можем встретиться с тобой уже не в этом мире.
Вот и поговорили.
Уже когда выходила из кафе, в голову пришла странная мысль: пусть Лит мой враг, но я горжусь тем, что у меня такие враги…
Заявление на увольнение я написала, как положено, за две недели до ухода. Там весть о том, что я отправляюсь учиться за границу, восприняли очень даже положительно. Но вот с родителями всё оказалось куда сложнее. Мама была категорически против. Она боялась отпускать меня в чужую страну, да ещё и на такой долгий срок. Ей везде мерещились мошенники, за что я была безумно благодарна говорящему чёрному ящику на кухне. Но если с мамой мы как-то договорились, то с отцом дела обстояли гораздо сложнее. Ведь что бы ни говорила, но мне было очень важно получить его согласие на эту поездку. Хотя папа об этом и слышать не хотел.
Но в итоге этот разговор всё-таки состоялся.
Как-то вечером он сидел на диване, и упорно делал вид, что безумно занят чтением газеты.
— Пап… — в очередной раз попыталась начать я. Все предыдущие попытки обсудить мой отъезд родитель присекал на корню.
— Нет, Тиа, ты никуда не едешь, и даже не уговаривай меня! — строго сказал он.
— Ты же знаешь, что я всё равно сделаю по своему, — спокойно ответила я, присаживаясь рядом — Понимаешь, получилось так, что мои родители воспитали из меня своевольную упёртую эгоистку. И теперь, даже несмотря на их мнение, я буду делать то, что считаю нужным.
— Тиа, ты не эгоистка, — возразил папа.
— Я же не прошу у тебя денег или чтобы вы приезжали каждые выходные, я просто хочу знать, что у меня есть здесь дом, в котором меня всегда будут ждать.
Он поднял на меня глаза, и я почувствовала, что ему сейчас очень грустно, а ещё… обидно.
— Тиа, я прекрасно понимаю тебя. Я и сам такой же… просто… боюсь, что ты больше не вернёшься, — честно ответил отец.
— Я буду приезжать как можно чаще, обещаю. Не стоит волноваться.
Он одарил меня странным взглядом, который прежде я у него не замечала, и грустно улыбнувшись, заговорил.
— Знаешь, когда-то давным-давно, когда мне было около пяти лет, то же самое сказала мне моя мама, — он обнял меня и прижал к себе, как когда-то в детстве. — Вот только она так и не вернулась.
— Стоп, если не вернулась, то кто тогда живёт с дедушкой? — удивилась я.
— Елизавета — его вторая жена, — ответил отец. — Просто ему было очень тяжело воспитывать двоих сыновей одному, тогда он решил жениться повторно, а маму объявили официально погибшей.
— Я не знала этого… — ничего себе новости. Я-то всю жизнь считала Елизавету Сергеевну своей бабушкой, да и папа, и дядя Лёша называли её не иначе как «мама». А теперь оказывается, что моя настоящая бабушка бросила мужа и двоих детей и ушла в неизвестном направлении? Ничего не понимаю.
— Да я бы и сейчас тебе об этом не рассказал, просто почему-то решил, что ты должна знать, — с грустью в голосе проговорил папа.
— А вы не пытались искать бабушку? Как кстати её звали? — спросила я. Мне, почему-то, эта история не казалась такой прозрачной. Чую, что-то здесь есть такое знакомое…