Путь к солнцу

В некоторых отношениях работа в юридическом отделе напоминала Томасу «Клэйтон», но любое сходство заканчивалось, когда начинался собственно закон. Особенности индийской юриспруденции поначалу показались Томасу темным лесом, а профессиональный язык изобиловал странными фразами и давно устаревшими терминами, оставшимися, по всей видимости, еще со времен английского господства в Индии. Он не выпускал из рук карандаш и постоянно делал заметки, но они скорее сбивали его с толку, чем проливали свет.

Заметный прорыв произошел, когда Саманта Пендерхук попросила Томаса просмотреть бриф, написанный одним из индийских адвокатов CASE. В деле фигурировал сутенер, который организовал подпольный публичный дом в трущобах Джогешвари. У него был подельник, поставлявший в бордели девушек и девочек из отдаленных деревень на севере Индии. Он обещал им, что устроит их на работу официантками или нянями в Бомбее. На момент операции, проведенной полицией совместно с CASE, в публичном доме находилось пять девочек. Все пять были несовершеннолетними. Двум едва исполнилось тринадцать. Улик против сутенера было более чем достаточно, и все более чем солидные. Тем не менее дело висело в суде уже четыре года, а сутенер по-прежнему разгуливал на свободе.

Дело Джогешвари служило наглядной иллюстрацией кризиса бомбейской судебной системы. Находясь в полиции, сутенер признал выдвинутые против него обвинения, но признательные показания не были подшиты к делу, потому что полицейские оказались коррумпированными. Осмотр места происшествия был произведен невнимательно и противоречил показаниям одного из понятых, что дало основания адвокату сутенера поставить под сомнение достоверность осмотра и показания полицейских констеблей.

Вдобавок к этому непосредственно судебный процесс являлся просто образцом неэффективности. Пострадавших вызвали для дачи показаний лишь спустя шесть месяцев после произведенного захвата, но государственный обвинитель был вынужден ждать целых два года, прежде чем смог вызвать в суд самого сутенера. К тому времени ни судья, ни обвинитель уже толком не помнили, что говорили потерпевшие. Единственные записи были сделаны судебным секретарем на ее древнем компьютере, причем она использовала свою собственную систему стенографии. К несчастью, «показания» категорически не совпадали с теми записями, что сделал во время слушания дела адвокат CASE.

Кроме всего прочего, возникла проблема языкового барьера. Все девочки были родом из штата Уттар-Прадеш, причем из района, расположенного на самой границе с Непалом, и говорили на диалекте авадхи. Поиски переводчика заняли у CASE два месяца. Когда в конце концов девочек привели к присяге, выяснилось, что переводчик плохо слышит. Несмотря на то что стоял почти вплотную, он постоянно перебивал девочек и заставлял их по нескольку раз повторять одно и то же, что сильно сбивало их с толку.

Дело Джогешвари оказалось сплошной катастрофой. Прочитав бриф, Томас направился прямиком в кабинет Саманты. Она разговаривала по телефону, но махнула ему, приглашая зайти.

Когда Саманта повесила трубку, Томас показал на бриф:

— Это что, шутка?

Она улыбнулась:

— Нет, не шутка. Я говорила, что полицейская и судебная система Бомбея может свести с ума кого угодно.

Томас постарался сдержать ярость.

— Четыре года назад этот сутенер торговал маленькими девочками, продавал их своим приятелям из трущоб, а сегодня его адвокат утверждает, что тот ни в чем не виноват, на основании того, что полицейские не смогли связно изложить на бумаге протокол осмотра места происшествия, секретарь не так расслышал показания потерпевших, а показания сутенера были выбиты из него полицией? И это при том, что в деле фигурируют еще пять свидетелей, а при операции присутствовали двое понятых, утверждающих, что он признался во всем совершенно добровольно! Что же это такое, суд для кенгуру?

— Да, это абсолютный цирк, — согласилась Саманта. — Поэтому нам так редко удается довести дело до обвинительного заключения. Даже если доказательства железные, злоумышленник пускается в бега, или потерпевший отказывается от показаний, или адвокат обвиняемого пудрит мозги судье и затягивает процесс до тех пор, пока папка с делом не начинает покрываться плесенью.

— Если вся система никуда не годится, зачем мы вообще это делаем?

Саманта показала на кресло напротив своего стола.

— Садитесь.

Томас сел.

— Разумеется, вам знакомы слова Бёрка. Единственное, что необходимо для торжества зла, — чтобы добрые люди не делали ничего. Это выражение уже стало штампом, одним из тех, что так любят употреблять политики или митингующие с плакатами. И несмотря на это, Бёрк был прав. Бомбей — настоящий воровской притон только потому, что люди сидят сложа руки и не делают ничего, чтобы изменить ситуацию к лучшему. Когда здесь появилось отделение CASE, все говорили, что мы закроемся максимум через год.

Она помолчала и развела руками: