Путь к спектаклю

Я долго не начинал репетировать сцену. Вот уже близятся генеральные, а я все не назначаю репетицию. Актеры, некоторые заняты только в одном этом эпизоде (правда – очень выигрышном!) стали бунтовать, требовать, а я упорно сопротивлялся. Наконец, когда невозможно было еще оттягивать, буквально за день до генеральной, мы вызвали всех занятых на репетицию. Весь реквизит и оформление – каталка, угощение, аккордеон, белые халаты и т.д. – на месте. Сцена в спектакле занимала 20 минут. Репетиция продолжалась 40 минут. Актеры были внутренне готовы. Если бы они начали репетировать с самого начала, то получилось бы два варианта: или разыграли бы веселенький водевиль, растянувшийся надолго, или, наоборот, – стали бы играть смерть, неизлечимую болезнь. Сцена стала любимейшей в спектакле – драма выявлена “мимоходом”, между прочим, не став ни водевилем, ни драмой, а – жизнью. Угаданной природой чувств.

Все-таки жаль, что некоторые жанры ушли из театра. Опозоренная, несчастная мелодрама, которая в свое время исторгла неимоверное количество слез у зрителей! Стоит ли так попирать ее ногами? Ведь мелодрама включает в себя и элементы комедии, психологизма, приближающие ее к сегодняшнему мироощущению. Мелодрама обращается к чувству зрителей, и этим она всегда будет сильна и привлекательна для них.

Она требует ответных чувств. В ней сталкиваются друг с другом сильные характеры, не идущие ни на какие компромиссы ни в добре, ни в зле. Благородство и злодейство всегда возвышены и приподняты над бытом.

Ф.Н.Каверин говорил, что мелодрама – мрачный водевиль, а водевиль – веселая мелодрама. Они сродны предельностью и открытостью чувств и действий. Они одинаково пленяют и демократического зрителя и эстетов. Впрочем, любого зрителя, потому что сильные чувства близки всем. И снобы плачут, когда умирает Маргерита Готье, она же Травиата. Когда Вл.И.Немирович-Данченко поставил “Травиату” в своем музыкальном театре, то он на вопросы любопытных корреспондентов, чем вызвана постановка этой сентиментальной оперы, ответил: “Это гениальная сентиментальность. И она нужна людям, потому что очищает мысли и чувства”.

Процесс поисков точного жанрового решения чрезвычайно увлекателен. Можно определить его словами мудрого режиссера и актера С.М.Михоэлса: “Жанры, открываемые авторами, как новые земли”. Да, новые миры, новые герои, новые земли, новые жанры. Решение жанра – еще шаг к рождению режиссерского замысла.

Оставляю за скобками как само собой разумеющийся событийный анализ пьесы. Это уже стало фундаментом (или азбукой) работы, без него не обойтись. Но для меня есть еще один манок в движении к замыслу: определение главной сцены. Такой сцены, без которой спектакль не сможет пойти. То есть, конечно, сможет, но это будет уже не мой спектакль, а никакой! Может человек жить без одной ноги, руки, даже без двух! А вот без сердца – несмотря на все эксперименты с искусственными – не получается! Может ли “Гамлет” идти без сцены с могильщиками? Неполноценно, но может. Впрочем, мы видели и не такие варианты с безответным Шекспиром. А без “Быть или не быть” – не может! Даже в украинском “Гамлете” режиссера А.Жолдака, лишившего пьесу всяких признаков литературного произведения и оставившего лишь две-три страницы текста, пришлось вставить монолог, хоть и по радио на фоне шумной массовой сцены. Без сцены одалживания денег обманутой неверным любовником вдовы Юлии Тугиной у богача Прибыткова (“Последняя жертва” А.Островского) – мы не поймем унижения Юлии и грязной интриги, затеянной ее благодетелем.

В американском фильме по роману Кизи “Полет над гнездом кукушки” (в русском переводе пьеса шла под названием “А этот выпал из гнезда”) режиссера Милоша Формана сцена вечеринки в психиатрической больнице была концентрацией всего дурного, порочного, что есть в человеке. Невольно начинаешь сочувствовать медицинской сестре Крысчед в ее борьбе со строптивыми неформальными пациентами. В Театре им.Гоголя в этой сцене увидели освобождение человека от злой подавляющей власти. Главная сцена – надежда на иную жизнь, вера в добро. Ради этой сцены я ставил спектакль. В театр часто приходили зарубежные режиссеры; они удивлялись, как можно изменить в пьесе все, ничего не меняя – по тексту – лишь через взаимоотношения людей, увиденных с иной стороны.

Что же такое режиссерский замысел?

Сверхзадача, мысли о звучании спектакля сегодня, выявление конфликта, размышления о природе характеров и страстей. Но не только это. Режиссерский замысел – это образное понимание идеи пьесы, представление о сценической форме, ее выражающей. Тут решает умение режиссера увидеть будущий спектакль так, как композитор слышит свою будущую симфонию, художник видит свою будущую картину.