Путь к свободе (СИ)

Он ушёл... Но сам факт, что впервые, за огромное количество времени, я имела возможность с кем-то говорить, радовала почти до безумия. И поднявшись на ноги, я вдруг запела... Какую-то эстрадную фривольную песенку с незамысловатым сюжетом, и горланя во весь голос, принялась выплясывать перед огромными зеркалами.

Потом стянула с кровати простынь, завернулась в неё, как в длиннющее платье... посмотрела на себя... решила, что поверх одежды это выглядит глупо, и, стянув с себя почти всё, принялась примерять огромный кусок ткани на разный манер. Петь при этом я не переставала... хотя даже мой, не совсем приятный голосок, всё ж лучше, давящей тишины.

Что я только не исполняла...

Сначала всё, что смогла сходу вспомнить... потом в голову пришла песенка про шторм... Да только от неё моё настроение мигом опустилось чуть ниже плинтуса. А прямиком за ней в памяти всплыли строчки из песни Иларии:

"...Свой мир он зовёт игрою,

Не верит давно слезам.

Рискуя самим собою,

По жизни идёт он - сам..."

Я глухо рассмеялась, вдруг понимая, что этой пропетой фразой сама дала себе на тот вопрос, что тревожил мою глупую голову уже давно. Тот вопрос, который я себе задавала неоднократно, да только отчего-то упорно не хотела получать на него ответ... Но... теперь я знаю, почему Рио всегда со мной играл. Знаю... Но лучше бы не знала.

Как же тяжело осознавать, что я всегда была для него чем-то вроде непредсказуемого диковатого зверька. Его сердце давно перестало чувствовать... возможно, именно после того, что сделала Ния. А я, по собственной глупости была настолько ослеплена своими безумно сильными чувствами к нему, и совершенно не понимала, что являюсь для Рио всего лишь забавой.

Зато теперь... стоя на развалинах собственной жизни, я, наконец, осознала всю иронию ситуации. Хотя, менять что-то всё ровно бесполезно. Если только сердце мне вырезать или произвести очередное форматирование памяти. Да и то, нет никакой уверенности, что это поможет. Ведь зараза с именем Эверио, давно проникла куда дальше... просочилась в каждую клеточку тела... сплелась с душой и выдворить её оттуда, увы... невозможно.

Я села под стену, схватив первый попавшийся лист с рисунком, коих здесь валялось великое множество, и развернув его чистой стороной, принялась записывать... всё, что приходило в этот момент в голову.

... Прощай мой друг... любви не будет.

Пусть правда сердце мне остудит,

И пусть меня за то осудят,

Но душу камню не вернуть...

И пусть я глупо обманулась...

В моря иллюзий окунулась...

В обманных чувствах захлебнулась...

И не найти обратный путь.

Забудь, мой друг... пусть время льётся.

Пусть радость в твою жизнь вернётся,

Пусть счастье губ твоих коснётся...

Я выдержу... а ты забудь.

Пора... прости... года остудят

И связи прошлые разрубят.

И пусть меня любовь погубит...

Но я уйду, а ты забудь.

Строчки ровными рядами ложились на бумагу, превращаясь в корявые стихи...

Наверно, во мне правда что-то сломалась... какая-то заслонка или предохранитель, потому что теперь выражение чувств в кривых рифмах стало моим основным занятием. Сначала писала на оборотных сторонах изрисованных листов. А потом, когда они закончились, стала выводить буквы и прямо поверх рисунков. В общем, довольно скоро моя камера стала напоминать кабинет безумного профессора, потому что исписанные бумажки были повсюду. Где-то целые, где-то скомканные и порванные, но они достаточно плотным слоем покрывали пол комнаты, оставляя только две узкие тропинки: к ванной и отверстию для еды.

Возможно, я бы продолжала писать и ночами, да только в кромешной темноте, которая возникала, когда гасили свет, не так-то легко получалось что-то записывать. Хотя мыслей в голове был целый ворох, и они упорно требовали выхода.

После того дня, когда мне удалось пообщаться с парнем, что приносил ужин, он больше не рисковал хоть как-то давать о себе знать. Теперь поднос с вкусностями стал появляться в комнате почти бесшумно, и я как бы не старалась, поймать этот момент, так ни разу и не смогла. Судя по всему, теперь во время доставки пищи, моё внимание специально отвлекали, как когда-то меня учил Рио. Или я просто была слишком увлечена своим новым занятием, а оно временами затягивало настолько, что окружающий мир полностью переставал ощущаться.

А время шло...

Вопреки всем моим предположениям и ожиданиям ни Эрик, ни какой другой представитель Совета, ни даже Литсери так ни разу ко мне не пришли. И если бы ни еда, что неизменно появлялась у дверцы в стене, я бы могла подумать, что про меня просто забыли.

Решив, что слишком расточительно так бесполезно тратить драгоценное время, я решила возобновить свои тренировки. Только теперь они занимали по моим скромным подсчётам не меньше двух часов, хотя... вносили огромное разнообразие в мою малоподвижную жизнь. А ещё, я стала рисовать на стенах. Бумага- то кончилась, а желание творить осталось. Так вскоре моя белая камера медленно стала превращаться в разноцветную, а большая пачка карандашей сточилась до мелких обрубков. Эх, дали бы мне краски... Или бумаги побольше... Да и писать чем-то надо было...