Путь к свободе

Шепот возмущения прошел по рядам гостей. Полковник Маршан, тонко улыбаясь, разглядывал на свет вино в бокале. Капитан Хоппс сумрачно жевал синими губами. Абдулла Эмир продолжал стоять, грузно наклонившись над столом. Генерал Михайлов встал и, подойдя к генералу Губатову, шепнул ему что-то. Генерал Губатов, нервно кусая губы, взял салфетку и карандашом от аксельбантов написал на ней несколько слов. Потом подозвал лакея и, передав ему салфетку, кивнул в сторону Абдуллы Эмира:

— Отнеси ему.

— Татарская свинья! — негодовал граф Тернов. — Зачем его позвали сюда?

— Какой ужас! — твердила княгиня Софронова. — Он позволил себе такие слова…

Лакей подошел к Абдулле Эмиру и, поклонившись, передал салфетку. Абдулла Эмир взял ее и, прочитав, рванул пальцами свой галстук. На салфетке было написано:

«Прошу удалиться.

Губатов».

Абдулла Эмир исподлобья оглядел гостей, потом отодвинул стул и, высоко вскинув голову, неторопливо вышел из зала.

— Мы, победители, — заорал Мултых; он оперся коленом на пустой стул Абдуллы Эмира, размахивая бокалом, — мы, кубанское казачество, до гроба верны великой России! За здоровье господ союзников! Ура-а-а!

Мултых был совсем пьян. Граф Тернов быстро зашептал ему через стол:

— Сядьте, сядьте… Успокойтесь.

Фабрикант Месаксуди дал знак на хоры. Грянул оркестр и заглушил выкрики Мултыха. Вдруг музыка оборвалась.

— Я предлагаю тост, — медленно произнес капитан Хоппс, — тост за великую дружбу Британии и России, за цветущую взаимную торговлю… за кавказскую нефть, за кубанский хлеб…

— Ура-а-а!

— Виват, Британия!

На хорах заиграли «Боже, храни короля».

— За могучую технику союзников, — гремел генерал Губатов, — за снаряды, за пушки, за танки, за газы, за все, чем помогают нам союзники одерживать победы над большевиками!

— За великую неделимую…

— Да здравствует Франция!

— Граф, налейте мне мадеры. Вы невнимательны к женщинам.

— Я больше не буду заниматься политикой.

— Да здравствует Англия!

— Вы заметили, что полковнику Маршану не нравятся монархические высказывания генерала?

— Конечно, господин поручик, когда говорят о неделимой, трудно представить себе Крым французской колонией.

— Как ваше мнение, княжна?

— По-моему, лишь бы скорей победить большевиков. Даже неплохо, если Крым будет французским: мы будем ездить сюда, как в Ниццу.

— Чудесно!

— Господин генерал Михайлов, неужели французы решили оккупировать Юг?

— Я слышал из достоверных источников, что это так. В Осваге пока… молчат. Известия держат под сукном, но в Константинополе стоят транспорты с зуавами.

— Ну, как же англичане?..

— Англичанам — Кавказ.

— Что вы, весь?!

— Нет, нет. Россия не будет делиться по кусочкам, хотя бы нам и пришлось, победив большевиков, воевать со всей Европой.

— Граф, я слыхала о ваших кубанцах. Это не люди, а степные орлы…

Лилось крымское вино.

Стлался синим туманом крымский табак.

Вдруг в зал быстро вошел запыленный офицер с погонами поручика. Он прямо направился к генералу Губатову и передал пакет.

Губатов вскрыл, пробежал глазами и, поднявшись, ликующе погладил усы, потрясая бумагой.

— Господа! — воскликнул он. — Могу сообщить вам радостную весть. Только что бандиты, скрывающиеся в каменоломнях Аджимушкая, предприняли вылазку с целью прорвать кольцо наших храбрых солдат. Вылазка ликвидирована. Все бандиты уничтожены нашими героями. Отныне мирное население города будет спать спокойно.

— Ур-ра-а!.. Ур-ра-а!..

— Да здравствует Добрармия!

Шампанское закипело студеной пеной.

Мултых тянулся к Губатову, кричал через стол:

— Неужели всех… перестреляли? Нужно было оставить для… допросика…

— Все уничтожены, — повторил Губатов. Капельки шампанского искрились в его усах.

Полковник Маршан поздравлял генерала Губатова.

На хорах гремел оркестр.

2

Ковров, шатаясь — кровь заливала ему глаза, — вскарабкался на вершину скалы. Безоружный, он встал на краю ее, широко раскинул руки, словно хотел взлететь в ночной простор, и в полусознании бросился вниз.

Упал он на известковую пыль, ползучую и мягкую, покатился, беспомощно перевертываясь телом, далеко под заход, в черное подземелье.

Он полз, цепляясь за камни, пачкая кровью белый известняк.

…Ковров в изнеможении прижался к стенке подземелья, ощупал руками рыхлый, сырой камень. Ладонью зажимая кровоточащую рану, он тихо стонал. Вдруг пальцы его нащупали винтовку. Он схватил ее, щелкнул затвором — патронов не оказалось.

Ковров тяжело вздохнул, разжал пальцы, винтовка выпала. Попытался встать, цепляясь за стену, но ноги подкосились, и он упал без сознания.

Придя в себя, Ковров вскочил и побежал, натыкаясь на глыбы, расшибая тело; бежал, пока не упал снова, задыхаясь. Просвет захода исчез.

Далеко во мраке блеснул огонек. Несомненно, там шел человек с фонарем.

Радость охватила Коврова. Этот человек мог быть только партизаном, потому что никто из белых не решился бы в одиночестве бродить в подземелье.

Вдруг свет исчез.

Ковров закричал. Но душные стены отбросили его голос. Эхо не ответило ему.

Ковров поднялся, побежал, но внезапно нога его встретила пустоту, и он, хватаясь судорожно пальцами за воздух, полетел вниз.