Читаем Путь к женщине полностью

– Не забывайте, Казимир, что Шибалин исключительный человек, не обыкновенный, не рядовой. И к нему нельзя подходить с той меркой, с какой подходите вы. Он прежде всего крупный литературный талант, а это обязывает нас, простых смертных, многое ему прощать, многие странности, многие слабости.

– "Талант", "талант"! Уже прожужжали всем уши его "талантом", а между тем талант у него не настоящий, искусственный, деланный. Уберите от него ходули, на которых он держится, эти всевозможные "любовные проблемы", и вы увидите, как от него ничего не останется.

– Будто бы?

– Уверяю вас, Вера! Это говорит вам не обыватель, а я, человек большого литературного опыта, редактор, пропустивший через свои руки уйму писательского люда, и талантливого и бездарного.

– Вы пристрастны к нему, Казимир.

– Из чего это следует, Вера?

– Из чего? Ну, хотя бы из того, что вы зачеркиваете Шибалина целиком: не только как писателя, но и как человека.

– Как человека я зачеркиваю его, постольку, поскольку он совершенно неподходящая для вас пара. На самом деле, Вера, неужели вы сами не видите этого? Чего вы от него еще ждете? На что надеетесь? Развелись с ним, ну и ладно. Оставьте его в покое, устраивайтесь поскорее в новой комбинации, более удачной, с человеком, хотя бы и не столь эффектным, но зато более нормальным. А вас все тянет к старым берегам, вы все лелеете мечту еще раз возобновить с ним связь. Не довольно ли? Не довольно ли этих попыток осуществить неосуществимое? Не забывайте, Вера, что семьи этот человек вам все равно не даст. Только изречет в оправдание своего эгоизма что-ни будь "мудрое", вроде "семья – это государство в государстве". А я дал бы вам семью! Самую обыкновенную, самую простую, человеческую семью! И вся моя жизнь была бы сплошной благодарностью вам, сплошным служением…

– Вы так рассыпаетесь передо мной, Казимир, только по тому, что вам нужна женщина, просто женщина, будь то я или какая-нибудь другая. Вся беда ваша в том, что в кругу ваших знакомых в настоящее время нет ни одной свободной женщины, кроме меня. Таким образом, я оказываюсь единственной, имеющейся у вас, так сказать, "под рукой".

– Это по знаменитой теории Шибалина о "знакомых" и "незнакомых"?

– А хотя бы и по ней. И вы напрасно, Казимир, иронизируете над идеей Шибалина: в ней много верного.

– Полноте, Вера, полноте. Вы не ребенок…

– Тшш!.. Вон он идет!.. Нам надо расстаться, Казимир!..

Вера прячется за спины гуляющей публики и делает Желтинскому энергичные знаки.

Желтинский, согнувшись в дугу, растерянно мечется возле.

– Уходите сейчас! – приказывает ему Вера почти с презрением.

Желтинский одной ногой готов лететь прочь, другой мучительно тянется к Вере:

– Когда же мы теперь встретимся с вами?

– Вам говорят, уходите скорее!

Желтинский исчезает.

Вера остается одна. Волнуется страшно. Старается идти своей обычной походкой. Идет, как будто не замечает шагающего ей навстречу Шибалина…




XII


Из глубины бульвара, точно из гулкого леса, плывут и плы вут мягкие, меланхолические, сжимающие сердце звуки оркестра, играющего какой-то вальс.

И так же плавно и так же проникновенно, с печатью глубокой мысли на лице, шествует из того же конца бульвара вместе с жужжащим роем гуляющих парочек крупная фигура Шибалина. У него записная книжечка в опущенной руке.

– Ни-ки-та??? – отступает и притворяется удивленной Вера, столкнувшись с Шибалиным нос к носу.

– Да, я… – серьезно отвечает Шибалин, едва заметно хмурится, опускает глаза.

– Не ожидала, не ожидала сегодня встретиться с то бой, – взволнованно повторяет Вера, а сама жалким и вместе жадным женским взглядом – как-то из-под низу вверх – всматривается в лицо Шибалина, тщетно ища в его выражении чего-нибудь нового, утешительного для себя.

– Сядем, – прежним, не злым, но и не веселым тоном предлагает Шибалин.

Они садятся на первую свободную скамью.

Едва сев, Шибалин прежде всего дописывает в записную книжку мысль, прерванную, было, его встречей с Верой, а теперь снова вдруг промелькнувшую в его мозгу.

Вера с робостью и вместе с тенью насмешки, искоса посматривает на него, когда он пишет.

– Ты тут работал… Я тебе помешала…

– Ничего, ничего… Ты ведь ненадолго…

Несколько мгновений они молчат. Потом расспрашивают друг друга и рассказывают один другому, как каждый из них жил это время…

– Ведь мы с тобой, Никита, так давно не видались, так давно! – горячо восклицает Вера.

Да, порядочно… – хмуро отвечает Шибалин. Во время беседы с Шибалиным Вера внимательно следит за ним и вскоре замечает, каким упорным взглядом он встречает и провожает проплывающих мимо женщин – ту, эту, всех. И в груди ее вдруг закипает неистовая, чудовищная ревность.

– Сидишь?.. – поднимается все выше и выше ее ненавидящий голос. – Глядишь?.. Выслеживаешь?.. Караулишь?.. Ловишь?.. Ну и как – попадаются многие?..

– Вер-ра! – с укором смотрит на нее в упор Шибалин. – Кто-кто, а ты-то не должна бы говорить обо мне подобных мерзостей! Что с тобой?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза