Путь комет. Молодая Цветаева

Сведения об одном из таких вечеров, февральском, 1915 года касаются Марины. В тот раз вечер состоялся в доме Жуковских в Кречетниковском переулке, — в связи с тем, что несколько недель там провел со сломанной ногой Николай Бердяев и друзья развлекали его как могли. Председательствовал Гершензон, но главным экзаменатором и судьей выступал Вячеслав Иванов, постаревший и потускневший, но не утративший высоких амбиций. Приглашенные молодые поэты, среди которых были и Марина, и Софья Парнок, читали свои стихи. После выступления каждого Вячеслав — так это описано в очередном письме Пра сыну — «изрекал свое суждение-приговор, принимавшиеся всеми молча, без протеста». Суждения были безапелляционно строгими.

В доме Жуковских. В глубине — Н. А. Бердяев

У притолоки — Марина Цветаева

На переднем плане: И. Быстренина, А. К. Герцык с сыном, Л. Ю. Бердяева, Е. К. Герцык. 1915 г.

Осмелилась вступить в спор с прославленным мэтром только Марина.

Видимо, отзыв Иванова на ее стихи был кисловатым. Выслушав, Марина тут же решительно и надменно возразила.

Ее совершенно не удивляет, сказала она, что ее стихи непонятны Вячеславу, — совершенно так же, как и ей непонятна его поэзия. При этом ей абсолютно безразлично, нравятся Вячеславу Иванову ее стихи или нет. Вот если бы Блок не принял и не понял духа ее поэзии — это не было бы ей безразлично! И даже было бы больно и огорчительно. «Вячеслав, — продолжает свой отчет сыну Елена Оттобальдовна, — по обыкновению ломался, говорил двусмысленные слова и больше всех хвалил Верховского, называя его мэтр impecable[5]…»

Но то было почти год назад. Теперь, в 1916-м, сама Пра на вечере не присутствовала, однако со слов Майи Кювилье все же сообщала сыну любопытные подробности. Молодые поэты в массе своей были «непривлекательны по манере держать себя», но между ними «выделялся гордой, полной достоинства осанкой — Мандельштам». Его стихи удостоились похвалы Иванова. Жалко, добавляет Елена Оттобальдовна, что перед тем Майя «не видела его у нас в “обормотнике”, когда он от декламации с гордым видом переходил к глупой болтовне, прерываемой неудержимым смехом до слез, так что закрывал лицо, вытирал глаза, опять болтал, опять смеялся, присаживаясь на корточки то передо мной, то перед Мариной, пока весь не выдохся от усталости и не полупростерся на плечах у Сережи…»

С февраля по июнь 1916 года Мандельштам курсирует между Петроградом и Москвой, находя себе разные оправдания. У него даже возникает идея обосноваться в Москве, для чего его друг, ученый-химик С. П. Каблуков, пишет, по просьбе поэта, письма: Вячеславу Иванову — с просьбой рекомендовать Мандельштама в сотрудники «Русской мысли», некоему Сегалову — с просьбой устроить Осипа Эмильевича переводчиком в университетскую библиотеку. В дневнике Каблукова отмечена почти комическая подробность: Осип Эмильевич советуется, нельзя ли ему спастись от «эротического безумия» принятием православия?..

Осип Мандельштам

А Цветаева назовет потом эти месяцы — с этими внезапными «наездами» и «отъездами» — «своими» и «чудесными».

Уже в тридцатые годы, в очерке «История одного посвящения», Цветаева вспоминала, как в дни приездов Осипа она «дарила ему Москву»: «Из рук моих — нерукотворный град / Прими, мой странный, мой прекрасный брат». В этом «дарении» она была виртуозом; всё знала: историю города, все адреса и легенды, и чуть ли не все стихи, о Москве написанные.

О. Мандельштам, К. Чуковский, Б. Лившиц, Ю. Анненков. 1914 г.

Их отношения не стали для Марины бедой — это видно прежде всего по ее поэтическим текстам. Наиболее бурный всплеск творчества — с середины марта: за месяц Марина напишет двадцать три стихотворения (они связаны, правда, не только с Мандельштамом)!

Стихи, обращенные к Осипу, неизменно радостны, приподняты, жизнелюбивы, в них нет ни малейшей примеси трагического, скорее уж примесь нежного утешения:

Никто ничего не отнял —Мне сладостно, что мы врозь!

Целую Вас через сотни Разъединяющих верст.Я знаю: наш дар неравен.Мой голос впервые — тих.Что Вам — молодой ДержавинМой невоспитанный стих!

В следующих строфах стихотворения неожиданно звучит пророчество:

На страшный полет крещу Вас:— Лети, молодой орел!Ты солнце стерпел, не щурясь —Юный ли взгляд мой тяжел?Нежней и бесповоротнейНикто не глядел Вам вслед.Целую Вас — через сотниРазъединяющих лет.