— Он громко жаловался на то, как дорого Элокар берет за пользование своими духозаклинателями, — тихо пояснил Далинар.
Плата за духозаклинатели — самый главный налог, который король взимал с великих князей. Сам Элокар не сражался за светсердца, не считая редких выездов на охоту. Как подобает королю, он был превыше личного участия в войне.
— И?.. — спросил Адолин.
— И я напомнил Ваме, как сильно тот зависит от короля.
— Думаю, это важно. Однако какое отношение к этому имеет Садеас?
Отец не ответил. Он продолжал идти через плато, пока не вышел на край расщелины. Адолин присоединился к нему, выжидая. Через несколько секунд кто-то приблизился к ним, бряцая осколочным доспехом; рядом с Далинаром на краю пропасти показался Садеас. Адолин сузил глаза, увидев его, а Садеас приподнял бровь, но ничего не сказал по поводу его присутствия.
— Далинар, — проговорил князь, обратив взгляд на Равнины.
— Садеас, — резковато ответил тот.
— Ты говорил с Вамой?
— Да. Он понял, к чему я веду.
— Еще бы он не понял. — В голосе Садеаса проскользнули веселые нотки. — Я другого и не ждал.
— Ты сообщил ему, что поднимаешь цены на древесину?
Садеас контролировал единственный большой лес в округе.
— Удваиваю, — уточнил он.
Адолин бросил взгляд через плечо. Вама наблюдал за ними, и лицо у него было мрачное, как небо во время Великой бури, а вокруг из земли выбирались спрены гнева, похожие на лужицы кипящей крови. Далинар и Садеас вместе послали ему недвусмысленное сообщение. «Выходит, за этим его и пригласили поохотиться, — понял Адолин. — Чтобы обыграть».
— Это сработает? — спросил Далинар.
— Уверен, что да, — ответил Садеас. — Если на Ваму слегка надавить, он становится довольно сговорчивым… Князь поймет, что лучше использовать духозаклинатели, чем тратить целое состояние на устройство линии снабжения, что потянется до самого Алеткара.
— Возможно, нам следует рассказывать королю о таких вещах. — Далинар посмотрел на короля, который стоял посреди павильона, понятия не имея о том, что произошло.
Садеас вздохнул:
— Я пытался, но его разум не приспособлен для такой работы. Пусть мальчик занимается своими делами. Он ведь только и думает что о великих идеалах справедливости и о том, как держать меч повыше, когда скачешь на врагов отца.
— В последнее время его меньше заботят паршенди, чем убийцы, подкрадывающиеся в ночи. То, как он ими одержим, меня тревожит. Я не понимаю, откуда это берется.
Садеас рассмеялся:
— Далинар, ты серьезно?!
— Я всегда серьезен.
— Знаю, знаю. Но ты ведь не можешь не понимать, что порождает его одержимость?
— То, как убили его отца?
— То, как с ним обращается его собственный дядя! Тысяча солдат? Остановки на каждом плато, чтобы солдаты «обезопасили» следующее? Как это называется, Далинар?
— Предпочитаю быть осторожным.
— Другие называют такое одержимостью.
— Заповеди…
— Заповеди — просто идеализированная чушь, — перебил Садеас, — которую сочинили поэты, чтобы описать то, как все должно быть устроено, по их мнению.
— Гавилар в них верил.
— Сам знаешь, что из этого вышло.
— А где был ты, Садеас, когда он сражался за свою жизнь?
Садеас прищурился:
— Опять возьмемся за старое, да? Как бывшие любовники, случайно повстречавшие друг друга на пиру?
Далинар не ответил. Адолин вновь поразился отношениям между отцом и Садеасом. Они обменивались очень злыми колкостями, и достаточно было взглянуть им в глаза, чтобы понять — эти двое едва терпят друг друга.
И все же они только что воплотили в жизнь общий план, в котором другому великому князю была отведена роль марионетки.
— Я защищаю мальчика по-своему, — сказал Садеас, — ты поступай как знаешь. Но не жалуйся мне на то, что он одержим страхами, если сам вынуждаешь его спать в мундире на случай внезапной атаки паршенди. Вот уж действительно — «я не понимаю, откуда это берется»!
— Адолин, пойдем. — Далинар повернулся, чтобы уйти.
Юноша последовал за ним.
— Далинар, — позвал Садеас.
Тот, поколебавшись, обернулся.
— Ты узнал, почему он это сделал? Почему написал те слова?
Далинар покачал головой:
— Ты никогда не найдешь ответа. Мой старый друг, это глупый поиск. Он лишь рвет тебя на части. Я знаю, что с тобой происходит во время бурь. Твой разум слабеет от того, сколько ты на себя взвалил.
Далинар опять двинулся прочь. Адолин поспешил за ним. О чем это они сейчас говорили? Почему «он» написал? Мужчины не пишут. Адолин открыл было рот, чтобы спросить, но почувствовал, в каком настроении отец. Его сейчас не стоило принуждать.
Они подошли к маленькому каменистому холму на плато. Поднялись на вершину и оттуда посмотрели на убитого ущельного демона. Солдаты Далинара продолжали собирать мясо и панцирь.
Пока они там стояли, Адолин до краев переполнился вопросами, но не мог их сформулировать.
В конце концов Далинар проговорил:
— Я тебе рассказывал, о чем были последние слова Гавилара, обращенные ко мне?
— Нет. Я теряюсь в догадках о том, что произошло той ночью.