Путь королей

Каладин тоже поднял голову. Синее небо казалось таким далеким. Недосягаемым. Точно свет самих Чертогов. И даже если кто-то влез бы по стене в одной из неглубоких частей, он либо оказался бы в ловушке на Равнинах, не имея возможности пересечь расщелины, либо очутился бы достаточно близко к алетийской стороне, чтобы разведчики заметили его на одном из постоянных мостов. Можно было попытаться отправиться на восток, где ветер обтесал плато до такой степени, что они превратились в тонкие шпили. Но это означало переход продолжительностью в несколько недель, на протяжении которых пришлось бы много раз пережить Великие бури.

— Камень, ты бывал когда-нибудь в щелевом каньоне во время дождя? — спросил Тефт, скорее всего размышлявший о том же, что и Каладин.

— Нет, на Пиках у нас такого не быть. Такие вещи быть только там, где живут глупцы.

— Ты тоже тут живешь, Камень, — заметил Каладин.

— И я глупый быть, — со смехом ответил громила-рогоед. — Разве не видно?

За последние два дня он очень сильно изменился. Сделался более приветливым и, как предположил Каладин, теперь в большей степени напоминал того человека, которым был когда-то.

— Ну так вот, — многозначительно сказал Тефт. — Я говорил о щелевых каньонах. Как по-твоему, что случится, если мы застрянем здесь во время Великой бури?

— Много воды, наверно, — предположил Камень.

— Много воды, которая будет везде, где только можно, — продолжил Тефт. — Высоченные волны станут катиться по этому узкому пространству с такой силой, что ни один валун не устоит. Вообще-то, и обычный дождик здесь, внизу, покажется Великой бурей. А настоящая Великая буря… что ж, когда она начинается, это место превращается в кошмар.

Камень нахмурился и посмотрел вверх:

— Значит, лучше здесь не быть во время бури.

— Ага, — согласился Тефт.

— Хотя, Тефт, — прибавил Камень, — ты бы тогда искупаться, ведь давно уже пора.

— Эй! — возмутился тот. — При чем тут мой запах?

— Притом, — сказал Камень, — что его нюхать я. Иногда я думать, что лучше уж стрела паршенди в глаз, чем нюхать отряд, который запереть в казарме на ночь!

Тефт тихонько рассмеялся:

— Я бы обиделся, не будь это правдой. — Он втянул носом влажный плесневелый воздух ущелья. — Тут не лучше. Воняет сильней, чем сапоги рогоеда зимой. — Он осекся. — Э-э-э, не обижайся. Это я не про тебя.

Парень улыбнулся и глянул назад. Тридцать с небольшим мостовиков следовали за ними, точно привидения. Кое-кто, похоже, старался держаться поближе к Каладину с товарищами, чтобы незаметно подслушать, о чем они болтают.

— Тефт, — вмешался Каладин, — «воняет сильней, чем сапоги рогоеда»? Как же, клянусь Чертогами, ему не обидеться на такие слова?!

— Но ведь все так говорят, — огрызнулся Тефт. — Я ляпнул, не подумав.

— Увы, — сказал Камень, внимательно разглядывая кусок мха, который он на ходу сорвал с каменной стены, — твое оскорбление меня обидеть. Если бы мы быть на Пиках, пришлось бы драться, как требовать обычай алил’тики’и.

— А это как? — уточнил Тефт. — На копьях?

Камень рассмеялся:

— Нет-нет. Мы на Пиках не такие варвары, как вы здесь внизу.

— Тогда как же? — спросил Каладин с неподдельным интересом.

— Ну, — Камень бросил мох и отряхнул руки, — надо много пива-грязючки и песен.

— И это вы зовете дуэлью?!

— Кто сможет петь после многих кружек пива — победить. И еще все быстро такие пьяные, что не всегда помнить, о чем спор.

Тефт захихикал:

— А утром все хватаются за ножи.

— Думаю, это кое от чего зависит, — сказал Каладин.

— От чего? — удивился Тефт.

— От того, есть ли среди них торговец ножами. Верно, Данни?

Приятели повернулись и увидели Данни, который шел за ними, навострив уши. Тощий юнец вздрогнул и залился краской:

— Ой… я…

Камень захохотал в ответ на слова Каладина.

— Данни, — сказал он юноше, — имя странным быть. Что оно значить?

— Значить? — переспросил тот. — Не знаю. Имена не всегда что-то значат.

Камень с недовольным видом покачал головой:

— Низинники. И как же вы знать себя, если ваши имена ничего не значить?

— То есть твое имя что-то значит? — спросил Тефт. — Ну… ма… ну…

— Нумухукумакиаки’айялунамор, — напомнил Камень. — Конечно. Это описание очень особенного камня, который мой отец обнаружить за день до моего рождения.

— Значит, твое имя — целая фраза? — неуверенно уточнил Данни, словно сомневаясь, что ему можно говорить.

— Поэма быть, — пояснил Камень. — На Пиках каждое имя поэма быть.

— В самом деле? — Тефт поскреб бороду. — Наверное, тому, кто семью обедать зовет, приходится попотеть.

Камень рассмеялся:

— Правда, правда. Еще получаться интересные споры. Обычно лучшие оскорбления на Пиках быть поэма, которая по составу и ритму походить на имя того, кого оскорбить.

— Келек, — пробормотал Тефт, — до чего же все сложно.

— Потому большинство споров и закончиться выпивкой, — объяснил рогоед.

Данни неуверенно улыбнулся:

— Эй, громила дурной, воняешь, что мокрый кабан, вали поскорей за луной да в болоте сгинь, как чурбан.

От неудержимого хохота Камня в провале проснулось эхо.

— Быть хорошо, хорошо, — выдавил он, вытирая слезы. — Просто, но хорошо.