Путь Короля. Том 1

С Другой же стороны, и он, и Церковь сейчас отягощены иными заботами. Есть более неотложные дела, чем водворение мира между английскими и северными варварами, что режут друг другу глотки из-за земли, которую он никогда не увидит… В корне же этих забот — раздел Империи, великой Империи, основанной королем франков Карлом Великим, коронованным Императором в этом самом Соборе в рождественский день 800 года… Как же давно это было… Ибо уже тому двадцать лет, как Империя Карла перестала быть единым целым, а враги ее поднимают головы. Внуки Карла вступили друг с другом в кровавую распрю и не остановились, пока дело не кончилось заключением мира и позорным разделом. Одному досталась Германия, второму — Франция, третьему же — длинный безымянный участок земли от Италии до Рейна. А уж когда умер этот третий, его доля поделена была еще раз натрое, так что сам Император — старший сын старшего сына — владел ныне лишь девятой частью земель, над которыми когда-то властвовал его дед. Но что за дело до этого Императору — Людовику II, который не в состоянии даже держать в узде сарацинов?! Или брату его Лотарю, хлопочущему — впрочем, тщетно — перед ним, Николаем, о разводе со своею бесплодной супругой и о разрешении вступить в брак со здоровой любовницею?

Итак, Лотарь, Людовик, Карл… Сарацины и норвежцы. Земля, власть, подрыв могущества… Рука понтифика ходит взад-вперед по кошачьей холке, мысль его то и дело вращается вокруг тех же имен… Нет, что-то определенно подсказывает ему, что, растащив эту деревенскую свару, о которой этому олуху непременно понадобилось донести лично, бросив дела своей епархии, он отыщет ключик к одновременному решению всех этих головоломок.

Из груди понтифика вырвался старческий клекот, похожий на трель сверчка. Первый писец немедленно обмакнул перо в чернильницу.

— Верным нашим слугам Карлу Лысому, королю Франкскому… Людовику Немецкому… Людовику, императору Священной Римской Империи… Лотарю, королю Лотарингскому… Ты сможешь перечислить их титулы, Теофаний. Пусть все эти христианские короли получат одно и то же наше послание: «Знайте, возлюбленные мои, что мы, Николай, радея о пущем процветании и твердости устоев христианского мира, зная, как дорожите вы нашей милостью, повелеваем вам найти согласие со своими братьями и прочими родичами, христианскими государями Империи, дабы…

Теперь Папа уже знал, как должны развиваться действия. Он добьется союза. Он предотвратит гражданскую войну, не даст разнести по кусочкам великую Империю. И сделает это во имя спасения Церкви, истребления ее врагов и — в том случае, если архиепископ все же сказал правду, — соперников.

— …а также желаем, — проговорил Папа своим скрипучим голосом, — чтобы в ознаменование службы в воинстве Святой Матери Церкви каждый человек, принявший участие в этом достославном и священном походе, носил бы поверх одежды своей и доспехов изображение Креста»… Теперь закончи послания, Теофаний. Я подпишу их, скреплю своей печатью. Завтра. Не забудь подобрать надежных посыльных!

Николай поднялся и, прижав к себе кошку, неторопливо удалился из кабинета.

— Крест на груди — великолепное новшество, — заметил один из секретарей, правя очередную копию собственными красными чернилами Папы.

— О да, — ответил другой. — Его Святейшество, должно быть, почерпнул эту идею из сообщения англичанина, рассказавшего нам, что язычники ходят теперь с молотом на груди — как бы в подражание кресту…

— Превыше всех прочих будет оценено иное новшество, — спокойно заметил старший секретарь, усердно посыпая бумагу песком, — касающееся собственности… В случае повиновения им обещан в награду весь… как его бишь? Альбион, Британия?

* * *

— Альфред просит прислать миссионеров?! — вскричал Шеф, не веря своим ушам.

— Именно так было сказано. Missionarii. — Торвин был так возбужден, что невзначай выдал одну свою тайну, о которой, правда, Шеф давно догадывался: что при всей своей неприязни к христианскому учению Торвин немного владел его языком — священной латынью. — Именно этим словом испокон веку христиане называли людей, которые пытались навязать нам почитание их бога. Но никогда, никогда не слыхивал я, чтобы христианский государь просил бы прислать людей, способных обратить его подданных в нашу веру…

— Ты полагаешь, что Альфред ставит перед собой именно такую цель?

Шеф колебался. Было слишком очевидно, что Торвин, несмотря на свойственные ему выдержку и холодный расчет, сейчас был преисполнен радужных ожиданий славы, которую ему и его помощникам сулило столь невиданное предприятие.