Путь меча

— А что я? — голос Обломка был непривычно встревоженным. — Я ведь не Беседовал… Смотрю — наш друг шаман глазищи распахнул, Чэна как приподняло, я тебе кричу, а ты звенишь что-то странное и вперед лезешь! Ох, вы и по-Беседовали… ну, Чыда — это еще понятно, но только уж больно здорово Куш-тэнгри ею орудовал! До кабирских Придатков ему, конечно, еще далеко, а вот по шулмусским меркам — так просто отлично! Мы ж его вроде бы и не учили обратной стороной древка на уходе бить… Потом ты Чыду пропустил и шаману оба запястья наметил. Я опять гляжу — все гладко, касание идеальное — а шаман кричит, как испорченный, и спотыкаться стал. Ну, а ты ему после бок обозначил — он и упал. Чыду, правда, не выпустил, молодец…

Дзю помолчал, словно припоминая.

— Чэн над ними постоял-постоял — и вдруг сел. Забормотал что-то непонятное, ногой левой дергать стал, словно колено вправлял, или еще что… и вдруг — все. Не чувствую я вас! Никого. Ни тебя, ни Чэна. О Чыде с шаманом вообще речи нет. Кричать я стал, а тут уже и Чань-бо сообразил, что что-то не так!.. Хвала Небесному Молоту, очнулись вы, и меня малость попустило…

— Что… что это было? — донеслось ко мне от Чыды, явно вернувшейся в наш бренный мир.

— Миры Хум-Тэнгэ, — негромко ответил Неправильный Шаман. Те, что за поворотом пути шамана. Вот и повернули, значит…

— Какой еще Хум-Тэнгэ?.. — начала было Чыда, но осеклась.

— Это ты? — тихо спросила она. — Шулмусский Придаток, это ты? Или я сошла с ума?..

— Нет, ты не сошла с ума, Чыда Хан-Сегри, — бросил Чэн. — Это и впрямь шулмусский Придаток Куш-тэнгри, а я — мэйланьский Придаток Чэн Анкор, и, видимо, я уже совершенно разучился удивляться… потому что то, что мы понимаем друг друга, не удивляет меня. Да и может ли быть иначе, если мы вместе свернули за поворот?

— Мне жаль, что я не был с вами, — через силу усмехнулся Обломок. — Это, должно быть, забавно…

— Ты был с нами, Дзю, — сказал я, — и я надеюсь не дожить до того дня, когда тебя не будет с нами, потому что тогда мне любой поворот будет не в радость. А сейчас я… сейчас я хочу спать, Дзю.

— Да, Наставник, — иронично-уважительно отозвался Дзюттэ.

И заорал на Чань-бо, обзывая его всякими словами и требуя немедленно перенести нас в шатер.

Чэн сонным голосом добавил кое-что от себя — только значительно мягче — и я еще успел заметить чьи-то внимательные глаза, а потом нас подняли и понесли, негромко переговариваясь между собой…

Уже проваливаясь в забытье, я неожиданно понял, кому принадлежали внимательные глаза, на дне которых тлели уголья забытых жаровен.

Это были глаза Хамиджи-давини.

Или это мне примерещилось?..

8

Мне снился бесконечный путь, Пронзающий миры.

И в том пути таилась суть Загадочной игры, Игры, чьи правила — стары, Игры, чьи игроки — мудры, Они не злы и не добры…

И я кричал во сне.

Мне снился обнаженный меч, Похожий на меня, И яростно-кровавый смерч Масудова огня, И бились о клинок, звеня, Копыта черного коня, Что несся на закате дня…

И я кричал во сне.

Мне снилась прожитая жизнь — Чужая, не моя.

И дни свивались в миражи, Как сонная змея.

И шелестела чешуя, Купался лист в воде ручья, И я в той жизни был не-я…

И я кричал во сне.

9

Проснулся я самым последним.

Это еще раз подтверждал голос Дзю, излагавшего Чыде историю наших странствий и попутно убеждавшего Хан-Сегри, что Придатки — это люди, и все такое прочее.

Чыда ахала, охала и соглашалась со всем.

Я еще подумал, что чем проще Блистающий (или человек), тем легче он верит в то, что такому умнику, как Заррахид, покажется невероятной сказкой.

Чэн и шаман молчали, но я ощущал их присутствие и не сомневался, что они бодрствуют.

Дважды шаман поправил Дзю, когда тот рассказывал о Шулме, и я на удивление спокойно отметил для себя, что понимаю Куш-тэнгри, даже не становясь Мной-Чэном, и Чыда его понимает, и Обломок; и издаваемые шаманом звуки не значат почти ничего для этого нового понимания.

Просто он говорил, а мы знали, что он говорит.

«О Нюринга! — подумал я. — Так, значит, дело вовсе не в руке аль-Мутанабби, и не в том, что мы с Чэном какие-то особенные… уроды, — и достаточно тому же Заррахиду вместе с Саем и Косом пройти по Пути, свернуть в нужном месте, погрузиться в „не здесь“ и „не сейчас“, как погружаются в разверзающуюся под клинком рану мироздания — и Косу больше никогда не понадобится переводчик, если ему захочется поговорить с эстоком или Саем! Ведь если даже Чыда…»

— Да, это так, — ответил Куш-тэнгри, и я не сразу сообразил, произнес ли я все это вслух, или теперь для нас всех было попросту неважно: вслух или про себя?!..

Похоже, мы теперь со-Беседники в каком-то новом, непривычном смысле…

— Отец Ур-Калахай, Безликий! — шаман весь дрожал. — Значит, не просто можно, а нужно… нужно твоим шаманам, Отец, брать оружие в руки, нужно сливать воедино Пути и идти дальше, чтобы увидеть другие миры, порожденные тобой…