Путь между

Король чуть было не ляпнул, что отнюдь не считает опеку Совета ненавязчивой, как раз наоборот, да еще и спич в защиту погибшего брата заготовил! Но получил безжалостный тычок сзади, чуть ниже пояса. Больно, но вовремя! Любимая присказка Санди. Денхольм понял намек и закрыл рот, не проронив ни слова. И попытался молча, без оправдательных речей, переварить упреки сердитого гнома. Получалось плохо, разум упорно твердил: «Не я виноват, не мою голову секите!», а сердце болезненно сжималось, полное самых дурных предчувствий.

— Как же вы шли? — не мог упокоиться гном.

— По вашему Старому Тракту. Объясни лучше, человеческий обличитель, почему бастионные гномы закрыли Ворота…

— А все потому же! — съязвил Торни, устало принимая из рук Эйви-Эйви миску с похлебкой. — Ну что? Рассказывать? Или закрыли обвинительный сезон?

— Ты и ваши гномьи дела королю приплетешь? — восхитился шут.

— А это не только наши дела, — огрызнулся Бородатый, орудуя ложкой так, что посмотреть было любо-дорого: будто это он, а не путники, оголодал в дальней дороге. — И спорьте не спорьте, вина короля, что стражники его совсем распустились! Где ж тебя носило, побратим, если ты этой были не слышал?

— В разных местах, — уклончиво ответил проводник. — Да ты продолжай, не отвлекайся…

— А что продолжать-то! — смачно выругался Торни. — Паскудная история, и только. Будни, так сказать! Обнаглели стражнички да наехали: по Элроне, мол (по земле, значит), ваш Тракт пролегает. А раз по земле — платите пошлину с каждого товара. Да выплатите долг за аренду лет этак за тридцать! Бастионные их раз послали, второй… На третий к сторожевому посту за горами лишь трое купцов вернулись, ободранные, с клочьями вместо бород, рассказывают, что остальных в заложники взяли: в Итанор везти побоялись, за реку отослали, в Хомак. Ты нас знаешь, как никто, побратим: гномье ополчение собирается быстро. И ходить по земле мы умеем. Бастионных и не ждали под стенами: вошли, как топором разрубили, вызволили своих и обратно, раскидывая в стороны тех, кто пытался загородить дорогу.

Торни закурил трубку, запустив широкую пятерню в общий кисет, повздыхал, покряхтел:

— Очень мирно тогда прогулялись, даже за бесчестье вырванных бород мстить не стали.

— Дальше! — потребовал старик, катая желваки под сведенными судорогой скулами.

— Дальше? Ты зубами-то, Эаркаст, не скрипи. Сточишь раньше времени те, что еще остались, а нам исправлять! Дальше… Стражники, придурки, догонять бросились. А как же! Честь страны и все такое! Те, кто в сторожке караул нес, их на топоры приняли. Всех бы порубили в запале, но старейшины приказали отходить. У Горы последних, как щенков, раскидали, а Ворота запечатали. Не стали ни войны, ни прочей чепухи мстительной объявлять, рассудили на остывшие головы: воевать с Вилемондом да с Холстейном — воевать со всей Элроной. Не испугались, рорэдримов пожалели: соседи все-таки, а прикажут выступать, осаду налаживать — и куда они, воины, денутся?! Просто закрыли Ворота, взяв для откупа закрома зерновые под Фором.

— Ясно, — видно было, с каким трудом дается старику его показное спокойствие.

— Ясно ему! В сумерках-то! Ты бы лучше ел, побратим: суп остывает, вино киснет. И дальше слушай. Дальше-то еще интереснее! Когда года этак через два элронцы охолонули — души у них в задницы попрятались. Потому как узнает мальчишка в короне — обидеться может: как же, такая заваруха и без него! На мировую пошли! Были неправы, говорят, погорячились! Выкупы всякие предлагали, только чтоб гномы торговать возвращались. Выяснилось к тому же, что и от воркхов округу тоже гномы защищали, а теперь вот — лишь рорэдримы наездами! А бастионные — кремень! Такое им в послании завернули — чуть новая война не началась! Людишки даже ответа не прислали, ни гневного, ни ругательного, вообще никакого! Не им, тупоголовым, с гномами в словесах соревноваться!

Король краем глаза следил за проводником. Но вспышка гнева погасла, так и не разгоревшись, и теперь старик понуро ковырялся в миске с супом, сваренным на подземный манер, в честь гнома. И даже на вино смотрел с непривычным равнодушием.

— Вот в такие минуты, — вздохнул Эй-Эй, откладывая ложку, — я и жалею о том, что я не король, честное слово жалею…

— А в другие минуты сожаления душу не терзают? — с преувеличенной серьезностью спросил Санди.

— Нет, — отмахнулся фыркнувший проводник. — Тогда я слишком хорошо понимаю: не к моей роже Кленовые Листья! До отметины — может быть. Но не теперь!

А Денхольм снова давился скупым рассказом о случившемся за время ЕГО правления. Посыпал себе голову пеплом раскаяния и молчал. Как тянуло вернуться во дворец, посадить на кол виноватых!

Что толкнуло его на поиски приключений? Заставило забыть о долге?

Сдалась ему эта Зона, будь она проклята!

Куда он идет? Зачем? Повернуть! Назад! Домой!

Но знал, что не повернет. Знал, что дойдет до конца.

И молчал.