Путь Моргана

А затем Мэтью Уосборо, человек лет двадцати пяти, познакомился с юношей из Бристоля по фамилии Пикар. Уосборо создал механизм, состоящий из блоков и маховика, Пикар изобрел кривошип, и с помощью этих трех устройств возвратно-поступательное движение паровой машины удалось преобразовать в циркуляционное. Теперь движущая сила перемещалась не туда и обратно, а по кругу.

– Водяные колеса вращаются и заставляют вращаться механизмы, – объяснял Томас Латимер, проводя обливающегося потом Ричарда между плавильными печами, горнами, токарными станками, прессами, среди дыма и шума. – А эта штука, – продолжал Латимер, указывая рукой, – способна заставить механизмы вращаться самостоятельно.

Ричард уставился на пыхтящее чудовище в окружении работающих станков, которые превращали медные чушки в полезные детали кораблей. Железо на судах не применялось: соленая морская вода разъедала его.

– Может, выйдем отсюда? – прокричал Ричард, у которого заложило уши.

– Соединив блоки и маховик с кривошипом, Уосборо и Пикар в буквальном смысле слова упразднили водяное колесо, – продолжил Латимер, едва они вышли на берег Фрума недалеко от Уира, излюбленного места прачек. – Это блестящее изобретение, благодаря ему отпала необходимость строить предприятия на берегах рек. Если уголь обходится дешево, как здесь, в Бристоле, пар работает лучше воды – при наличии циркуляционного двигателя.

– Но почему же я никогда не слышал об Уосборо и Пикаре?

– Потому что Джеймс Уатт подал на них в суд – за применение в паровой машине запатентованного им парового конденсатора. Кроме того, Уатт обвинил Пикара в похищении у него идеи кривошипа, а это явный вздор. Уатт решил проблему циркуляционного движения с помощью реечной передачи, назвав ее «движением Солнца и планет», однако это чертовски сложное и медленно действующее устройство. Едва увидев патент на кривошип Пикара, он понял, что ошибался, но не захотел признать поражение.

– Понятия не имел, что инженеры так ожесточенно соперничают друг с другом. И что же было дальше?

– Так и не сумев получить правительственный подряд на строительство мельницы в Дептфорде, Уосборо умер от отчаяния – ему было всего двадцать восемь лет, а Пикар бежал в Коннектикут. Но мне удалось обойтись без парового конденсатора Уатта, поэтому я намерен начать производство машин Уосборо – Пикара прежде, чем истечет срок их патентов и Уатт приберет их к рукам.

– Трудно поверить, что умнейший человек мира способен на такое, – заметил Ричард.

– Джеймс Уатт, – без улыбки отозвался Томас Латимер, – испорченный, расчетливый шотландец без особых способностей, зато с громадным самомнением! Если какое-нибудь изобретение и существует, то оно должно принадлежать Уатту – послушать его, так Бог служит у него в подмастерьях, а мастерская находится на небесах. Ха!

Ричард окинул взглядом медлительные воды Фрума и плавающий на поверхности мусор. От него мигом засорятся ковши водяного колеса, понял он.

– Преимущества пара перед водой мне понятны, – произнес он. – Промышленность просто не в состоянии развиваться, пока ей требуется мощь воды посреди городов. Циркуляционное движение – шаг в будущее, мистер Латимер.

– Зовите меня Томом. Вы только вдумайтесь, Ричард! Уосборо мечтал установить одну из паровых машин на корабле – это позволило бы ему плыть прямым, как стрела, курсом и не зависеть от морских течений и попутных ветров. Паровой двигатель приводил бы в движение лопасти усовершенствованных гребных колес по обоим бортам судна, посылая его вперед. Замечательно!

– И вправду замечательно, Том.

Вернувшись домой, Ричард пересказал услышанное немногочисленной аудитории, состоящей из его отца и кузена Джеймса-аптекаря.

– Латимер ищет вкладчиков, – заключил Ричард, – и я подумываю о том, чтобы вложить мои три тысячи фунтов в его предприятие.

– Ты потеряешь деньги, – мрачно предупредил Дик.

Но кузен Джеймс-аптекарь не согласился с ним.

– Вести об изобретениях Латимера вызвали немалый интерес, Ричард; рекомендации этого человека превосходны, хотя в Бристоле он обосновался недавно. Я сам намерен вложить тысячу фунтов в это дело.

– Значит, вы оба спятили, – с непоколебимым упрямством заявил Дик.

Склонившись над учебниками, Уильям Генри сидел за бывшим столом мистера Джеймса Тислтуэйта и готовил уроки; он уже перешел с грифельной доски на чернила и бумагу, и ему хватало неиссякаемого терпения, присущего Ричарду, чтобы каллиграфически выводить буквы, не оставляя клякс – извечного проклятия большинства мальчишек.