Читаем Путь на Индигирку полностью

— Есть кому, — сказал Гринь. Он еще раз оглянулся на дверь и, положив локти на стол, посунувшись ко мне, заговорил вполголоса: — Вот тут какой фольклор получается: приметили вы собачек в поселке? Стаями рыскают, извиняюсь, на помойках. И никому теперь они- не нужны. Порода в лучшем виде, ездовая индигирская лайка! Было время, они у нас нарты тягали… Изловим мы тех собачек, вернем им память, малость обучим молодняк, и побегут они за милую душу, как в старые времена… Собачка, как вы, может, приметили, шагом не ходит, все норовит трусцой. Вроде бы и без поспешности, а на поверку выходит сто километров в день, без всякого фольклора! Правда, подход требуется индивидуальный к собачьему характеру. У каждой собачки особые, извиняюсь, причуды: кого стегануть надо, как следовать быть — другого языка не понимает, а на кого добром, уговором, лаской можно произвести впечатление. Конечно, когда остервенишься на их, тут уж не до ласки, готов удушить всех без разбора. В общем — в руках надо себя крепко держать, иначе с места не стронуться. Один раз я с ими в истерику вдарился, зашелся — себя перестал помнить. Еще немного — и всех бы их прикончил. Вот то транспорт — не соскучишься! С кобылой никак не сравнять!

— Так на кобыле лучше или хуже? — не понял я.

— Какое может быть сравнение, лучше, конечно! Однако скучновато, а окромя того, я вам докладал — гору овса ей под хвост, а этих — только мясом али рыбкой… На двенадцать, али четырнадцать душ тоже порядком получается…

— Откуда же мы возьмем мясо или рыбу на четырнадцать псов? — усомнился я. Гринь покашлял в кулак. — И сколько же это будет стоить?

— Смотря как развернуться, — загадочно проговорил Гринь. — А то можно и за гроши… — Он оглянулся на дверь, снова повернулся ко мне, вытаращил глаза, словно с трудом сдерживая свою болтливость. Не хватало еще, чтобы засунул оба кулака в рот, как делал Карабас-Барабас в моей любимой сказке «Буратино», когда боялся выболтать тайну.

— Гринь, объясните мне, кого или чего вы боитесь? — спросил я, через силу заставляя себя быть спокойным.

— За себя я ничуть не опасаюсь. Я, извиняюсь, за вас…

— Ну, хорошо, пусть будет за меня. Так в чем дело?

Гринь снова посунулся ко мне и приглушенно заговорил:

— Вот тут такой фольклор: Коноваленко, Федор и Данилов собрались уезжать из поселка, вещички свои укладают, как я приметил. На чем им ехать, как не на собачках? А на две упряжки — им и нам — серьезных собачек не хватит, одна, извиняюсь, шваль останется. Так что, кто первый собачек перехватит, тот и поедет. Вот она, какая завлекательная история получается.

— Зачем же Коноваленко понадобилось уезжать? — удивился я. — Следователь отпустил его на все четыре стороны.

— В том и дело, что отпустил, иначе бы он и не побег. Совесть у него есть.

— Так сейчас-то зачем?

— А это вы у Коноваленко спросите. Со мной он не разговаривает. Так, если малость подумать, понять можно человека. Довели его у нас, не хочет он больше с нами. Вас бы, извиняюсь, поводили с милицией по нужде, а то еще и по улице… У человека, какой он ни есть, душа имеется. Собачки и те каждая свой характер соблюдает. А то человек! Взять бы разобрать душу Коноваленко по косточкам — сколь в нем хорошего есть, а сколь и плохого, потому как в нашей жизни борьба происходит. Та борьба в душе Коноваленко, хочешь — не хочешь, пропечаталась…

— Вы философ, Гринь!

— Есть малость, — скромно заметил Гринь.

Так вот зачем приходил Коноваленко в палатку-клуб: прощался, наверное, с тем хорошим, что вошло в его жизнь здесь у нас и, может быть, как сказал Гринь, «пропечаталось» в душе!

Зачем же перехватывать собак друг у друга? — воскликнул я. — Просто поговорить с Коноваленко, поймет же он, что мне* надо съездить к геологам.

— Уж не знаю, поймет или не поймет, — с сомнением в голосе сказал Гринь. — Он не один собрался. Только, извиняюсь, если вы всерьез решили ехать, поговорите с ими после, когда мы основных собачек переловим. Тоже задача нелегкая. Псы обленились, хитрющие стали до ужаса, с ими хватим горя еще до отбытия, на помойках. Каждую псину придется уговаривать, а то и приманивать рыбкой. Вот переловим, тогда и поговорите. Человек вы образованный, может, они всамделе вас послущают. Но для верности все же таки пока повремените им лекцию читать. Они все трое, как на подбор, страсть не любят, извиняюсь, пустых слов… А с кормом дешево можно обернуться: у завмага скупить мерзлую рыбу с запашком, да еще пополнить запасы по пути у якутов. Соображаете?

На том мы и порешили. О наших планах и неожиданных конкурентах я рассказал Кирющенко и не без горечи добавил:

— Вот ведь как… Коноваленко давно мне говорил: соткнемся мы с вами рано или поздно. Ну вот, прав он оказался!.. А я еще не поверил ему, удивился его словам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ошибка резидента
Ошибка резидента

В известном приключенческом цикле о резиденте увлекательно рассказано о работе советских контрразведчиков, о которой авторы знали не понаслышке. Разоблачение сети агентов иностранной разведки – вот цель описанных в повестях операций советских спецслужб. Действие происходит на территории нашей страны и в зарубежных государствах. Преданность и истинная честь – важнейшие черты главного героя, одновременно в судьбе героя раскрыта драматичность судьбы русского человека, лишенного родины. Очень правдоподобно, реалистично и без пафоса изображена работа сотрудников КГБ СССР. По произведениям О. Шмелева, В. Востокова сняты полюбившиеся зрителям фильмы «Ошибка резидента», «Судьба резидента», «Возвращение резидента», «Конец операции «Резидент» с незабываемым Г. Жженовым в главной роли.

Владимир Владимирович Востоков , Олег Михайлович Шмелев

Советская классическая проза
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези
Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза