Путь на восток

- Я отказал им и сказал, что те, кто не покинут улицу будут уничтожены… Повисла гнетущая тишина: никто не решался спросить, зная мой крутой нрав в таких вопросах…

- Большая часть меня правильно поняла и ушла. Но больше тысячи осталось. Пришлось, как я им и сказал – уничтожить оставшихся… Кто то из сидящих охнул; кто то негромко выматерился…

- Как говорят в народе: мой грех; мой крест – мне его и нести… Только есть среди нас те, по чьей вине я принял на себя эту тяжкую ношу… Комбаты украдкой переглянулись – кто бы это мог быть ?

Никому из живущих рядом с военной частью не придёт в голову идти к воротам военной части и требовать чтобы им дали то, что принадлежит этой части. Они знают: часовые их не подпустят к охраняемому объекту ! Они могут лишь послать своих представителей, которые будут просить, но не требовать… По другому может быть только в том случае, когда командование части будет само давать жителям то, что они попросят раз, другой; одно, другое… Вот тогда окрестные жители могут и с требованием прийти: дайте нам то-то и то-то… Замолчал, устало глядя поверх голов командиров…

- Скажи мне Мазуров – кто разрешил тебе пускать в наши бани бывших пленных ? – задал вопрос не глядя на майора. От внезапного вопроса, в ситуации, когда нервы натянуты как струны: потяни ещё немного и струна лопнет, Мазуров вздрогнул, но ответил уверенно:

- А что здесь такого ? Ко мне подошли командиры, представились: их взвода, роты не имеют возможности помыться, а у нас бани простаивают… Попросили разрешить помыться. А мне что – жалко что ли ? Они же наши, советские – такие же военные, как мы. Что – для своих жалеть ? Это не правильно ! Вот я и разрешил. Кивнул головой задумчиво, проверяя по ауре реакцию на сказанное: кто то был с ним согласен; кто то был удивлён моим вопросом…

- А скажи мне майор: кто тебе разрешил отдавать этим помывшимся тренировочную форму твоих бойцов ? – задал следующий вопрос. Мазуров напрягся: чуйка его показала куда ветер дует; что скрывается за моими, вроде бы невинными вопросами…

- А что тут такого ? – вклинился в наш диалог капитан Старостин – бывший подчинённый Мазурова ещё до плена – я тоже отдал тренировочную форму: она вся изорвана, заштопана; на ней живого места нет ! Её всё равно менять надо было в ближайшее время. Так бы выбросили или на тряпки пустили, а так – доброе дело сделали: своим помогли ! – резко ответил капитан. Равнодушно посмотрел на него:

- Разве твоя фамилия Мазуров ? Или я тебя просил ? Старостин на миг стушевался, но ответил довольно резко:

- Я высказал свою точку зрения. Она полностью совпадает с мнением майора Мазурова. Или нам уже запрещено высказывать свою точку зрения ? Вон оно как ?! Где то я что то упустил…

- Я не слышу вашего ответа майор… Мазуров набычился:

- Комбат Старостин всё верно сказал: я помог нашим – отдал им ненужное нам тряпьё. Я считаю, что мы должны отдать всю тренировочную форму всех наших батальонов, как износившуюся, в штаб Обороны, а бойцам выдать взамен новую, пока есть время… И снова я отследил реакцию – кто то согласен, а у кого то нет по сказанному возражений. Красиво говорит Мазуров, правильно…

- Последний вопрос майор к тебе и тем, кого это касается… Кто вам разрешил посылать полевые кухни батальонов за пределы расположения, для того, чтобы на них готовили для бывших пленных ? Вот тут глазки забегали ещё у двух комбатов; ещё двое комбатов уже давно сидели с опущенными глазами. Мазуров, к которому я обратился, смело посмотрел мне в глаза:

- С кухнями, как и с банями: если мы можем помочь – так почему не помочь ? На режим питания батальона это не отражалось… Капитан Старостин так же дерзко смотрел на меня, готовый в любую минуту поддержать друга. Запустил я воспитательную работу с комбатами… За боями и атаками; погоне за трофеями упустил главное – постоянный контроль за своими командирами…

- У меня вопросов нет, кроме вас двоих… - посмотрел на двух комбатов, сидевших с опущенными глазами. Встал комбат – старшина Рябушкин, оправил под ремнём форму, вытянулся:

- Так ведь от вас не было приказа отдавать форму и давать полевые кухни – ответил старшина. Лейтенант Прохоров – ещё один комбат из тех, кто оставался в городе, поднявшийся вместе с ним только кивнул.

- Садитесь… - бросил стоящим комбатам. После того, как они сели, продолжил неторопливо, словно вдавливая в их сознание слова: