— Нет, — перебил жену Ансельм. — Об этом он говорит особо. Компания принадлежит лишь демуазель и ее семье. Ее собственный поверенный и городской стряпчий составят контракт, который лишит его всякой возможности пользоваться доходами. Для себя он не хочет ничего, кроме работы во благо компании, что, по его словам, является само по себе достаточной наградой. Я верю ему. Именно поэтому я и принял такое решение.
— Ты поможешь ему? Да, полагаю, ты сделаешь это из-за ваших совместных дел. Ты восхищаешься им. Разумеется, я сделаю все необходимое, потому что ты мой муж, и мне жаль эту бедную женщину, которой так нужна верная подруга. Но как же ее семья? Что скажет сын?
— Судя по письму, он останется в неведении до завершения церемонии. Таково желание матери, а не самого Клааса Точнее, Николаса… Полагаю, теперь нам надлежит называть его именно так. — Поднявшись, Ансельм Адорне подошел к жене и положил руку ей на плечо. — Так ты согласна быть с ней во время брачной мессы?
— Церковь! — Маргрит вскочила с места. — Нам нужно все подготовить в церкви! Да, конечно, я буду с ней. Замужняя дама куда лучше, чем незамужняя, хотя жаль, что мы не можем пригласить никого более знатного. Кателину ван Борселен, к примеру. Но она уже уехала в Бретань. Да малышку Гелис ждет разочарование, а также и многих других девочек.
— И тех, кто постарше, — сухо согласился ее супруг.
Когда в тот день полуденный рабочий колокол прозвонил над Брюгге, то все сукновалы и красильщики Шаретти, ширильщики и закройщики, возчики и конюхи, кладовщики и подсобные рабочие сняли с себя грязные фартуки под бдительным оком Хеннинка и разошлись по домам или направились на кухню дома Шаретти, чтобы насладиться заслуженным обедом. Поскольку мейстер Грегорио с вдовой удалились по делам, то их работники вели себя чуть более шумно, чем обычно, хотя им явно недоставало Клааса, который в это время всегда старался их развлечь. Кто-то попытался, пока не слушал Хеннинк, передразнить вдову, как порой делал это Клаас, но у него не вышло ничего даже близко похожего.
В высоком зале Иерусалимской церкви звук колокола услышали люди, собравшиеся перед непривычно раскрашенным алтарем с изображением черепов и лестниц, и орудий Страстей, за которым Франческо Коппини, епископ Тернийский, отслужил брачную мессу. На столике с покровом, вышитым самолично Маргрит ван дер Банк, стояло посеребренное распятие с частичками Истинного Креста, доставленными со Святой Земли отцом и дядей Ансельма. Узкие лестницы по обеим сторонам алтаря вели на верхнюю галерею с белой балюстрадой, освещенную невидимыми снизу окнами, расположенными наверху в башне, — Адорне устроили здесь все в подражание церкви Гроба Господня, куда совершали свое паломничество.
Наряды собравшихся делали честь этому великолепному зданию. На Маргрит было парадное парчовое платье с высоким поясом, под который уходили отвороты широкого горностаевого ворота, а также высокий двурогий чепец. На Ансельме, их друзьях из Городского Совета и из гильдий также были парадные одеяния длиной до лодыжек с атласными или меховыми отворотами или капюшонами, и положенные по рангу массивные фетровые шляпы. Разумеется, среди них не было ни единой женщины.
На невесте был тот же самый наряд, что и поутру, поскольку времени переодеться не оставалось: круглый подбитый головной убор, скрывавший волосы, а также платье-футляр с аккуратно подвязанными верхними рукавами и квадратным вырезом на горле, в котором виднелась очень красивая подвеска. Впервые за все время вуаль не скрывала шею, и Маргрит заметила, что кожа ее осталась светлой, гладкой и без единой морщинки. Также у нее были красивые синие глаза, здоровые зубы и обычно весьма привлекательный цвет лица.
Молодой человек тоже одет был в точности как и поутру, когда появился здесь, чтобы помочь все устроить. По счастью, он надел не синий рабочий дублет, в каких ходили все служащие Шаретти, — при данных обстоятельствах это выглядело бы неприличной насмешкой. На нем был темный саржевый дублет, сидевший достаточно изящно, — вероятно, его собственный, купленный на деньги, заработанные в Италии. Поверх он надел не слишком длинную тунику без рукавов, какую мог носить какой-нибудь стряпчий, но темно-зеленую, а не черную, поскольку это явно было бы ему не по карману. Волосы, тщательно расчесанные, выбивались из-под шляпы с широкими полями, но без всяких украшений. Шоссы, тоже темно-зеленого цвета, оказались целыми, а не латаными-перелатаными, в каких привыкла видеть его Маргрит. Также она еще никогда не видела его без улыбки.