Путь Никколо

А тем временем оставался еще Феликс и турнир Белого Медведя. Сейчас ее сын спал. Она ничем не поможет ему, если станет тревожиться сверх меры. Так что надо действовать так, будто она заранее уверена, что он переживет счастливым, успешным и невредимым этот воскресный турнир. И будто она и впрямь сможет невозбранно отправиться в понедельник в путешествие через Бургундию и Савойю.

В этом случае требовалось составить пугающе огромные списки и сделать все необходимые приготовления. Дела придется передать Грегорио. Именно поэтому, разумеется, Николас и отправился на улицу Спаньертс так рано. Ей не следует забывать, что он всего лишь человек, и есть пределы тому бремени, что она возлагает на его плечи. Но до сих пор ей не удавалось увидеть этих пределов.

Когда чуть позже трое всадников въехали во двор особняка, Марианна де Шаретти была слишком занята у себя в кабинете с Хеннинком, так что не обратила внимания на возникшую внизу суету. Но пять минут спустя к ней ворвался раскрасневшийся Феликс.

— Матушка!

Следом за ним шел разодетый всадник в бархатном костюме, в шляпе с низкими отворотами и в кушаке, расшитом драгоценными камнями. Она знала этого человека в лицо. Перед ней был Роланд Пайп, один из придворных Карла, графа Шароле, сына герцога Бургундского.

Она поспешила сделать реверанс Хеннинк отступил, сливаясь со стеной. Гость поклонился.

— Матушка! — воскликнул Феликс. — Граф просит… Монсеньер Роланд привез мне приглашение от графа де Шароле! Личное приглашение! На большую охоту. На охоту в Генаппе в воскресенье. Я должен ехать прямо сейчас! Немедленно.

— Какая честь! — отозвалась Марианна де Шаретти. Она усадила гостя, велела Хеннинку принести вина и сама присела рядом, раскрасневшаяся, улыбающаяся и взволнованная, воплощение матушки-бюргерши, потрясенной честью, оказанной ее бюргеру-сыну.

Воплощение матери, возносящей хвалу Господу, что теперь ее сыну не придется скрестить копья с противниками на турнире Белого Медведя. Ибо, когда приглашение исходит от наследника твоего сюзерена, то никаких извинений не принимается. Спасибо тебе, Господи! — подумала она. И кому-то еще.

* * *

Когда Николас вернулся домой в тот день, Феликса уже не было. Дом гудел от новостей. Николас уселся, чтобы рабочие из красильни могли рассказать ему обо всем в подробностях. Впрочем, в большинстве своем они были разочарованы. Конечно, замечательно, что знатные вельможи, наконец, оценили по достоинству отпрыска семейства Шаретти. Но насколько больше они были бы рады и горды стоять там, среди толпы, окружающей турнирное поле и говорить всем вокруг «Вот! Вот наш молодой хозяин!» Один из тех, кто прежде делился с ним капустой, предложил:

— А почему бы тебе, Клаас, не занять его место. Ведь и доспехи есть.

— Отличная мысль, — вмиг откликнулся тот. — Я бы выиграл каждую стычку, стал бы Главным Лесничим. Пойдемте, я вам покажу. Пойдемте все вместе!

Когда хозяйка красильни выглянула из окна, чтобы понять причину всех этих криков и хохота во дворе, они уже натянули веревку, заменявшую барьер, и парами, — один изображал всадника, а другой лошадь, — налетали друг на друга в горшках вместо шлемов и с шестами в руках. Один шест они все же сломали, и Хеннинк тут же взревел, честя их на все корки. А затем один из нападавших снял шлем, и Хеннинк, обнаружив под ним мужа своей хозяйки, поспешил замолкнуть. Николас спрыгнул на землю.

— За палку я заплачу. Да, знаю, я был не прав, что оторвал их от работы. Мы просто радовались, что jonkheere

Феликсу оказали такую честь.

Рабочие со смехом поспешили разойтись. Теперь, если понадобится, они будут работать допоздна, чтобы наверстать упущенное. Но демуазель де Шаретти видела, что все они в отличном настроении, и Хеннинк, хорошо знавший своих подчиненных, был достаточно разумен, чтобы признать это. И он тоже улыбнулся в ответ, пусть и чуточку напряженно:

— Да, жаль, что так вышло с турниром, но это и, правда, большая честь, друг Николас.

После чего тот стремглав взбежал по лестнице и постучал к ней в дверь.

— Награда? — вопросил он. Она сморщила нос. — Да, знаю. На сей раз это запах облегчения. Я уже думал, что моя хитроумная интрига не сработает.

— Но ведь у тебя наверняка был запасной план? — предположила она.

— О, да Трое завзятых собачников и любовница Грегорио, хотя у самого Грегорио я еще не успел об этом спросить. — Он широко улыбнулся. — Не заслужил ли я какого-то особого крепкого вина? Так, значит, Феликс уже уехал?

Она улыбнулась, но подбородок невольно задрожал. Марианне де Шаретти пришлось сделать над собой усилие.

— Они по-доброму отнесутся к нему?

— Разумеется, да. На самом деле его ждет встреча с самим дофином. Скорее всего, в последний раз. Но они хорошо воспитаны. Они не станут жалить. — Он помолчал. — Единственная беда в том, что вы уже уедете к его возвращению. Вы сказали ему?

— Насчет торжественного шествия? Да, — повернувшись к Николасу спиной, она щедро разливала вино по бокалам.