Путь Никколо

После чего, дождавшись, чтобы тот отвернулся и отошел подальше, Саймон старательно зашвырнул учетные книги одну за другой прямо в огонь. Волна жара заставила людей отступить, и теперь, преисполненный удовлетворения, он просто стоял на улице со всеми остальными зеваками и смотрел, как горит особняк Шаретти, в то время как крики и суета переместились к соседним домам, которые торопливо обливали водой и освобождали от всего ценного.

Толпа вокруг распалась на небольшие группы, и люди в большинстве своем стояли, молча, если не считать приглушенных женских рыданий. Неподалеку Саймон заметил того человека, с которым недавно разговаривал, рядом с невысокой привлекательной женщиной с восхитительными волосами. Две девочки с милыми, но распухшими от слез личиками отчаянно цеплялись за нее. Они привлекали к себе внимание из-за пустого пространства, остававшегося вокруг, словно люди проявляли почтительность, не решаясь приблизиться. И тут же Саймон понял, кто перед ним.

Пожар сейчас достиг своего расцвета. Смешение редкостных и драгоценных субстанций окрасило пламя в ослепительные красно-желтые тона, пронизанные зелеными и лиловыми языками. То тут, то там, заглушая треск и рев пламени, очередной взрыв или свист возвещали появление серебристой ленты, облачка синевы или плюющегося искрами багрового копья. Вода, заливавшая двор, отражала все это великолепие.

Затем ветер переменился, и черный саван дыма вместе с отвратительным запахом накрыл дорогу. Словно пробудившись ото сна, толпа зашевелилась. Теперь дом, наполовину превратившийся в развалины, уже не представлял никакой опасности, и люди понемногу начали расходиться. Марианна де Шаретти неподвижно стояла, глядя им вслед Саймон видел, как мужчина в черном дублете о чем-то ласково заговорил с ней, а потом, отойдя в сторону, принялся оглядываться по сторонам. Вскоре его окружили другие погорельцы. Разумеется, теперь ведь ему предстоит подыскать жилье всем оставшимся без крова работникам вдовы.

Хотя, впрочем, ее больше нельзя назвать вдовой; и было совершенно ясно, чего она ждет. Что-то тревожило ее куда сильнее, чем страх челяди и все их потери. Но вот, наконец, от последней группы перемазанных сажей мужчин, которые занимались тушением пожара, отделился один человек и, уверенно ступая босыми ногами, направился к женщине и ее дочерям. Этот бессмертный ублюдок — Николас.

Саймон не мог разглядеть выражения его лица: маска из пота, смешанного с пеплом, надежно скрывала его. На теле, едва прикрытом незастегнутой рубахой, виднелись грязь и ожоги. Затем Саймон увидел, как зубы его блеснули в улыбке, и одна из двух девочек, оставив мать, бегом устремилась к нему. Николас крепко обнял ее и поцеловал в лоб. Затем сделал еще несколько шагов навстречу и другой рукой заключил женщину со второй дочерью в те же безмолвные объятия. Ветер трепал длинные взлохмаченные волосы матери.

О чем он говорил, невозможно было расслышать издалека, но в глазах женщины, устремленных на Николаса, отражались все ее чувства.

Сейчас никто не усомнился бы, что подтолкнуло ее к этому замужеству. Но вот ее молодой супруг, осторожно высвободившись, подозвал мужчину в черном, который тут же откликнулся, затем, оглядевшись по сторонам и заметив Саймона, указал на него рукой.

Стоя неподвижно в своем черном плаще и парадном атласном наряде, слегка помятом в объятиях Веткине, Саймон невозмутимо ждал приближения Николаса. Когда тот встал перед ним, он заметил, что под слоем грязи лицо молодого человека кажется совершенно бесцветным.

— На свете так много аппетитных жирных кусочков, — заявил ему Саймон. — Так зачем же брать в приданое тот, что так мерзко пахнет, когда горит? Я слышал, ты собирался завтра сбежать. Но, как видишь, мы все же смогли повстречаться.

Может, теперь они и называли его Николасом, но перед собой он по-прежнему видел того мальчишку, который принимал на себя побои.

— Грегорио сказал, что оставил вам все учетные книги.

— Грегорио? — переспросил Саймон, оглядываясь.

— Стряпчий в черном. Разумеется, он не знал, кто вы такой, — пояснил юнец.

Заметив мужчину в черном, Саймон дружески улыбнулся ему. Тот двинулся им навстречу.

— А, еще один преданный работник, от которого воняет мочой. Скажи ему, чтобы не подходил ближе, — велел Саймон. — Если, конечно, ты говорил о нем. Я никогда прежде не видел ни его самого, ни ваших злосчастных книг. А ты уверен, мой дорогой Николас, что ваш стряпчий сам не спалил их в огне? Такие вещи случались.

Грегорио подошел ближе и обернулся к юнцу, которого — прости, Господи! — был вынужден считать своим работодателем.

— Что он с ними сделал?

— Вероятно, бросил их в огонь, — отозвался Николас. — Этого господина зовут Саймон Килмиррен, что дает мне возможность повторить сказанное пару дней назад. Если он сделает попытку войти в любое из принадлежащих нам зданий или заговорить с любым из наших работников, или обратиться к самой демуазель против ее воли, тебе немедленно надлежит призвать мейстера Меттенея и мейстера Адорне.