Путь русского офицера

И когда в августовские дни 1914 года разразилась гроза… Когда Государственная дума в историческом заседании своем единодушно откликнулась на призыв царя «стать дружно и самоотверженно на защиту Русской земли»… Когда национальные фракции – поляки, литовцы, татары, латыши и др.– выразили в декларации «непоколебимое убеждение в том, что в тяжелый час испытания… все народы России, объединенные единым чувством к родине, твердо веря в правоту своего дела, по призыву своего государя готовы стать на защиту родины, ее чести и достояния» – то это было нечто большее, чем формальная декларация.

Это свидетельствовало об историческом процессе формирования РОССИЙСКОЙ НАЦИИ, невзирая на ряд ошибок правительственной политики и невзирая на некоторые проявления национальных шовинизмов, часто приносимых извне.

Во всяком случае, то обстоятельство, что в течение трех с лишним лет страшной войны, с переменным успехом, на огромнейшем пространстве многоплеменной империи нашей не было ни одного случая волнения на национальной почве,– факт большого и положительного значения.

1914 год. На фронтах войны

Началась Первая мировая война. Соотношение вооруженных сил сторон было таково: после окончания мобилизации и сосредоточения, силы Антанты, по сравнению с центральными державами, были 10 к 6. Но нужно принять во внимание слабость бельгийской армии; неорганизованность и полное несоответствие современным условиям вооружения и снаряжения армии сербской – армии храброй, но имевшей характер милиции. С другой стороны, превосходство австро-германцев в количестве артиллерии, особенно тяжелой[86], а немецкой армии – в технике и организации уравновешивало, если не перевешивало, эту разницу.

Особенно трудным было положение России, с ее громаднейшими расстояниями и недостаточной сетью железных дорог, что затрудняло сосредоточение, подвоз и переброску войск; с ее отсталой промышленностью, не справлявшейся с все возрастающими потребностями военного времени.

Можно сказать, что если на Западноевропейском фронте противники состязались друг с другом в мужестве и технике, то на Восточном мы, особенно в первые два года, противопоставляли убийственной технике немцев – мужество и… кровь.

Немецкий план, еще по мысли покойного генерала Шлиффена, высокого военного авторитета, заключался в том, чтобы первоначально расправиться с Францией, направив главный удар через Люксембург и Бельгию. Для этой цели на правом крыле собиралось в семь раз больше сил, чем на левом. Неподвижной осью захождения и удара был район Меца.

Новый начальник Генерального штаба фон Мольтке, вообще не блиставший талантами своего знаменитого отца[87], изменил план Шлиффена, ослабив «ударный кулак» на пять корпусов. Три корпуса направлены были им для охраны Эльзаса и Лотарингии, а два корпуса – позже в Восточную Пруссию, куда вторглись русские.

В данном случае интересы стратегии были принесены в жертву сохранению престижа.

Французы не готовились совершенно к удару со стороны Бельгии и развернули почти все свои армии вдоль восточной границы. 16 августа немцы взяли Льеж и легко отбросили бельгийскую армию к морю (Антверпен). Частные атаки французов в Эльзасе и Арденнских горах успеха не имели. Четыре английские дивизии потерпели серьезное поражение, и генерал Югук, главнокомандующий германской ударной группой, стал приближаться к Парижу.

В конце августа французские армии по всему фронту отступили к Марне. Новая (6-я) армия генерала Монури, вместе с англичанами, активно обороняла Париж, испытывающий смертельную тревогу. Французское правительство эвакуировалось в Бордо и обратилось к русскому со странной и неисполнимой просьбой перебросить во Францию четыре русских корпуса через Архангельск. Вместе с тем Пуанкаре, генерал Жофр, Палеолог[88]

требовали скорейшего перехода нашего в наступление в пределы германской территории.

* * *

Согласно русско-французской конвенции, в случае нанесения немцами главного удара по Франции, русский Северо-Западный фронт должен был начать наступление на 14-й день мобилизации, а Юго-Западный – на 19-й день. Это легкомысленно данное представителями русского Генерального штаба обещание ставило войска наши, и особенно Северо-Западный фронт, в чрезвычайно тяжелое положение.

Мобилизационная готовность последнего была на 28-й день, когда мы имели бы 30 пехотных и 9½ кавалерийских дивизии, к началу же наступления (17 августа) у нас оказалось только 21 пехотных и 8 кавалерийских дивизий. Причем к войскам не успело подойти достаточное число транспортов и хлебопекарен, а некоторые дивизии (2-я армия) не имели даже дивизионных обозов. В конце операции, когда войска отдалились от железных дорог, они испытывали острый недостаток в снаряжении и форменный голод.

Так, самопожертвование наше в пользу Франции было одной из важных причин последовавшей катастрофы.