Путь серебра

А потом явилась подмога: под рев рогов, молотя топорами по щитам, с криком «Ру-у-усь!» подошли волынцы – дружина Амунда, князя плеснецкого. Битва в стане северян дала ему время полностью снарядить и построить людей. Амунд, за которым по всему войску закрепилось прозвище Ётун, повел дружину сам – под стягом, с трубачом, с шестью телохранителями и еще одним хирдманом для охраны знаменосца. Когда до волынского стана докатились первые всадники, прорвавшиеся через северян, им навстречу выступила длинная, прочная стена круглых щитов, шлемов и копий; ревущая, бьющая топорами по умбонам, она быстро наступала, грозя наколоть на острые жала и снести. А над головами первого и второго ряда виднелось настоящее чудовище – великан, весь в железе, он возвышался над войском, как верблюд над табуном лошадей, и ревел низким громким голосом, размахивая над собой таким же огромным мечом. И всадники поворотили коней, понимая, что без строя, без разгона сойтись с этим войском русского шайтана – верная смерть.

Заметив, что арсии отступают – один, другой, целый десяток, – Свенельд понял: в битве случился перелом. Потом увидел волынцев: они бежали сюда, запыхавшиеся под весом оружия и доспехов, но полные ярости и желания вступить в схватку.

– Ру-у-усь! – громче рога орал Амунд, и меч в его поднятой руке, казалось, вот-вот ранит небеса.

Видя подмогу, и Свенельд велел наступать. Битва покатилась обратно: одного за другим арсиев выдавливали из стана, опрокидывали, рубили, успевших увернуться гнали прочь.

Отступавших становилось все больше: видя, что противник опомнился и легкого разгрома не вышло, арсии спешно отходили обратно в степь. Тех, кто слишком увлекся и оторвался от своих, русы били копьями, тянули с седла и рубили. Остальные умчались, увозя то из добычи, что сумели ухватить, и вот уже лишь густая пыль над степью напоминала о конной лаве, что приходила с той стороны.

* * *

Сняв шлем, Свенельд вытер лоб. Он весь взмок от пота, с головы до ног. Глаза щипало, руки и ноги дрожали. В изумлении оглядывал себя: на нем одни порты да шлем, а гляди ж ты, не убит и даже не ранен. Кажется… А нет, ребра саднит – задело стрелой вскользь, но царапина неглубокая. Он даже той стрелы не заметил…

В голове гудело. Это что, сон от жары привиделся? Солнцем голову спекло? Нет, ётуна мать, все на самом деле. Но уж слишком внезапно мирный стан русов, считавших, что они уже в безопасности, мало что не дома, превратился в истоптанное поле битвы, заваленное телами, разбросанными вещами, залитое кровью. Еще дымились затоптанные костры – вот как быстро все случилось, а казалось, целый день миновал. Со всех сторон несся крик: вопли раненых людей и ржанье лошадей. Уцелевшие тоже орали и бранились, так что закладывало уши.

А Годо где? – вдруг спохватился Свен. Когда он выбрался из-под навеса, со своим снаряжением и шлемом Годо, который за ремень держал в зубах, брата нигде поблизости не было. Шлем… куда-то делся, и шайтан с ним. Сам Годо-то где?

Но тут же всплыли другие заботы, оттеснив беспокойство, и Свен завертел головой: раз Годо не видно, заниматься делами ему одному. Собирать и перевязывать раненых, прикончить бьющихся на земле раненых лошадей, проверить, не осталось ли где врага, выставить охрану стана – и не возле лодий, где она имелась и свое дело сделала, а дальше, выдвинуть в степь шагов на сто. Догадайся они это сделать заранее, этой беды можно было бы избежать! А теперь… первым делом подсчитать живых и мертвых! Сколько потеряли, с чем остались? И что с добычей?

Тела лежали сплошным ковром, одно на другом, как бурелом в лесу, – порубленные, окровавленные. Глаз цеплялся за них везде, куда падал. Еще неясно было, сколько там раненых и сколько мертвых, и размеры потерь не доходили до рассудка.

Раздавая спешные указания, Свен прошел по стану и возле лодей внезапно нашел Годо. Тот стоял совершенно голый, с мокрой бородой, в одной руке держа кривой сарацинский меч, а другой стирая кровь с лица. Возле ног его лежал здоровущий медный кувшин, и Свен, сквозь громадное облегчение, успел подумать: он будто дух, что жил в медном кувшине и выходил, чтобы исполнить приказ колдуна, – такую сказку сарацинскую им рассказала одна рабыня в Аране, говорившая по-славянски.

– Ты в кувшине, что ли, отсиделся? – Свен подошел к брату, но тут Годо обернулся, и Свен охнул:

– Ё-отунов свет! Глаза целы?

На первый взгляд показалось, что все лицо брата залито кровью.

– Морду твою вижу! – обнадежил тот. – Держи, пойду умоюсь.

Он вручил Свену сарацинский меч и ушел к воде. Только теперь Свен вспомнил, что перед тем, как все это началось, пока он дремал в шатре, до него вроде донесся голос Годо: он, мол, купаться пойдет. С собой звал, но Свен, после самой трудной предутренней стражи, просыпаться не захотел.

В мелкой воде меж лодьями виднелись два трупа – арсии. Видно, Годо постарался.

– Ну что, как вы, Хольмгард? – раздался рядом низкий голос. – Потери большие?