Толмач уже не требовался: Илетай свободно говорила на русском языке и неплохо на славянском, а Свен за время похода много общался с мерен, состоявшими в его войске, и теперь, если потребуется, мог вполне сносно объясниться по-меренски.
– Мне снилась моя мать, – сказала Илетай, и Свен взглянул на нее, оторвав взгляд от Вито с ребенком в углу.
Мать Илетай, аву Кастан, он очень хорошо помнил. Дружбы между ними не сложилось, и в родство они вступили против воли Тойсаровой жены. Едва ли та явилась в сон с доброй вестью…
– Три ночи снилась, одна за другой. Она ничего не сказала, но я… Я подумала, что мне стоит погадать. Как она меня научила. – Илетай приподняла конец своего пояса. – Боги сказали мне, что случилось какое-то несчастье с моими родными. Вы были в Мерямаа недавно. Ты знаешь? Вы не сказали мне… о каком-то новом горе? Может, мой отец…
Свен покосился на Велерада, тот слегка развел руками. Ему они сказали, но вся семья сходилась на том, что Илетай не следует знать, пока не миновали роды. Однако теперь, когда она спрашивала прямо, Свен не решался солгать. Лжец из него был неловкий, да и ава Кастан, раз уж пожелала, найдет способ с того света открыть дочери правду.
– Ты помнишь, как тогда было, – добавила Илетай. – Моя мать гадала, будет ли сыновьям мере счастье в этом походе. И боги уверенно сказали ей «нет». Но я хотела… выйти за Велкея. – По привычке первых времен их знакомства Илетай иногда называла мужа тем именем, которое сама же дала ему из своего родного языка. – И я тоже спросила богов, принесет ли тот поход удачу мере. Я очень хотела получить другой ответ, более добрый. Если бы боги и мне обещали беду, не знаю… решилась бы я или нет.
Свен вздохнул. В ту зиму все понимали: если дочь Тойсара выйдет за руса, отроки и мужи мере пойдут с русами в поход. Ради этого они с Боргаром сперва старались высватать Илетай за Арнора сына Дага, а потом, когда оказалось, что Илетай не прочь выйти за Велерада, Свен не побоялся бежать с ней через леса, рискуя попасть в зубы волкам, сгинуть в снегах, пасть под топорами ее родичей, если они пустятся в погоню и выйдет столкновение.
Но удача ему не изменила, все обошлось благополучно, и Тойсар не взял назад слово. Хоть это родство и было им навязано против воли, воины-мерен пошли с русами на сарацин. Свен не пожалел о своих тогдашних делах. Он и сейчас поступил бы точно так же. Теперь он лишь лучше стал понимать цену этого решения.
– И вот… моя мать оказалась права. Погибло столько людей. И ваших, и мере, и других. Мать не просто так является ко мне. Она хочет напомнить о плате за мое ослушание.
«Не могла обождать, пока второй внук родится! – подумал Свен, досадуя на вредную старуху. – Родной дочери не жаль!»
– Выходит, ее гадание было верно, а мое ошибочно. Вы привезли хорошую добычу, и наши люди тоже. Я видела мою мать окруженной серебряным сиянием. Я видела шеляги – много-много, ими была устлана целая дорога куда-то далеко, будто до самого неба. Как та дорога от дома Юмо, по которой Пиамбар спускалась со стадом на пастбища…
Подняв глаза, Свен в изумлении взглянул в лицо Илетай. Нет, не может такая женщина делать ошибочных предсказаний. Она видела во сне сам Путь Серебра – тот, который они проделали от Хазарского моря до Хольмгарда.
– Но она так усмехалась, как будто я чего-то не знаю, – продолжала Илетай. – Не знаю, чем было за это серебро заплачено. Кто-то из моих родичей… – Илетай посмотрела на серебряную кружку на полке напротив нее, – не вернулся из-за моря?
– Из-за моря-то вернулся… – Свен вздохнул.
Илетай перевела взгляд на него:
– Это Талай?
Ее голос дрогнул: из всех детей Тойсара и Кастан больше всего были дружны между собой Илетай и следующий за ней по возрасту брат.
– Нет, – ответил Свен, радуясь, что хоть в этом может ее утешить. – Талай жив и здоров. Это стрый ваш… Тумай. В сарацинах он уцелел, на Итиле даже уцелел, а после переволоки, когда мы через буртасов вверх шли… не хватило ему удачи однажды.
Он взглянул на Вито: она смотрела на него расширенными глазами, прижимая к себе копошащуюся девочку.