Путь шута

— Да! То есть она мне сказала потом, а сначала я думал, она просто с фата-морганами работает… и еще она фотомодель, я плакаты видел с ее рекламой, у нас в Тиране все улицы ими обклеены… Ой-ой-ой, за что, я же вам все честно рассказываю!

Мауро ухмыльнулся.

— Много лишних слов, парень. Когда она тебе сказала о том, что работает на сигурими?

— Ночью… этой ночью… до этого я даже не подозревал, клянусь…

«Нужно что-то придумать, иначе я действительно выложу ему все, что знаю!»

— Она рассказывала тебе, как долго она сотрудничала с госбезопасностью?

— Нет… Ой-ой, правда, нет… Я только понял, что давно, потому что раньше у нее был другой куратор, не Шараби…

— Что она рассказывала тебе о Шараби?

— Что он страшный человек, очень злобный… и что он только и делает, что подсовывает к ней в постель разных иностранцев…

— Она называла имена?

— Какие имена? Ой, господин следователь, не надо! Я правда не понял!

— Имена иностранцев, которых подкладывал к ней Шараби.

В мозгу Ардиана вспыхнула красная лампочка тревоги. С языка у него уже срывалось «Олаф», но он вовремя сообразил, что, назвав хотя бы одно имя, серьезно повысит уровень дерьма, в котором и так сидит по уши. К счастью, именно в этот момент Мауро в очередной раз крутанул ему ухо.

— О-о-о! Нет-нет, не называла!!! Просто сказала, что Шараби ее только так и использовал, ну, как проститутку… А она хорошая, добрая, совсем не похожа на шлюху…

Следователь ударил его ладонью по губам.

— Об этом тебя не спрашивают. Она говорила тебе о каком-нибудь ящике?

— Ящике, господин следователь? О каком ящике?

«Вот что их волнует больше всего, — понял Ардиан. — Не Шараби, даже не иностранцы, с которыми работала Мира… „Ящик Пандоры“!»

— Ты напрашиваешься на большие неприятности, парень, — холодно сказал Мауро. — Я ведь, кажется, объяснял тебе, кто здесь задает вопросы… Что ж, если ты не хочешь учиться, придется тебя дрессировать, как животное. Слышал про собак Павлова?

Он отпустил ухо Ардиана и отодвинулся от кровати вместе со своим стулом. Хачкай услышал, как звенят какие-то инструменты.

— Павлов, парень, — продолжал разглагольствовать Мауро, — это такой русский профессор. Как все русские, он был немного чокнутый, а еще, похоже, очень не любил собак. Он вытворял с ними всякие хитрые штуки, например, бил током и смотрел, сколько слюны у них при этом выделяется. Называл он все это «условными рефлексами», то есть устойчивой реакцией организма на внешние раздражители. Током я тебя бить пока не буду, но кое-какие рефлексы тебе выработать пора. Давай-ка сюда руку…

Не дожидаясь, пока Ардиан выполнит приказ, следователь крепко схватил его за запястье и потянул на себя. Рука была словно ватная — Ардиан вроде бы и чувствовал ее, но никак не мог заставить себя напрячь мышцы.

— Сейчас тебе станет больно, — пообещал Мауро. — По-настоящему больно, парень. И, что самое интересное, я уже не смогу прекратить эту боль, даже если ты расскажешь мне все, что знаешь. Эта боль нужна не для того, чтобы ты мне что-то рассказал. Она должна выработать у тебя условный рефлекс — когда я спрашиваю, нужно отвечать быстро и правдиво. Надеюсь, тебе хватит одного раза, потому что, поверь мне, даже врагу своему я не пожелал бы пройти через это дважды.

Перед глазами Ардиана появился шприц — обыкновенный одноразовый шприц, наполненный мутноватой желтой жидкостью.

— Эта штука называется «чокнутый русский». В честь профессора Павлова.

Ардиан почувствовал, как его руку сжимают мягкие тиски. Очевидно, Мауро зажал ее между своими коленями. Холодная игла коснулась его локтевого сгиба и легко проткнула кожу. Внезапно ему стало очень страшно, он попытался вырвать руку, но мышцы по-прежнему не слушались его, к тому же следователь держал его крепко. Вену, в которую вонзилась игла, жгло жидким огнем. Ощущение было неприятное, но вполне терпимое. Мауро выдернул иглу, щелкнул ногтем по опустевшему шприцу и довольно ухмыльнулся.

— Препарат начнет действовать минут через пять, а хватит его на два с половиной часа. Может быть, на три, если у тебя низкий болевой порог. Немного, но тебе эти три часа покажутся вечностью. Помнишь, как зовут меня заключенные? Ленивый Душегуб. А знаешь почему?

— Нет, — прошептал Ардиан.