Путь Стаи (СИ)

— Ты наша женщина, ты нужна нам! — продолжал увещевать ее Дайм, снова понижая голос, в то время, как Шторос снова начал заходить с другой стороны. В тесном пространстве каюты у крупных мужчин было мало места для маневра.

— Черта с два я вам нужна! Вещь вам нужна, а не я! Меч нужен, чтобы сражаться! Котелок нужен, чтобы кашу варить! Я вам тоже для чего-то нужна? Использовали меня и выбросили, как сломанную игрушку! Не хотите меня больше? Ну и пожалуйста! Думаете я не найду того, кто меня захочет? — она перевела взгляд на Штороса, приблизившегося к ней почти вплотную, и с извращенным удовольствием отметила, как сжались его кулаки. О, она прекрасно знала, что сама мысль о том, что к ней прикоснется другой мужчина, сводит Штороса с ума. Зная слабое место каждого, можно от всей души насладиться своей местью.

— Думаете на вас четверых свет клином сошелся? — рявкнула она, обводя взглядом их потрясенные лица. — Не хотите, ну и не надо! Полный корабль мужиков, найду себе желающих любить меня! — Динка спрыгнула с койки, и, довольная произведенным эффектом, направилась к двери мимо застывших истуканами Дайма и Штороса.

— Погоди, мы еще не договорили, — прорычал Шторос, опомнившись, когда она уже почти была у цели. Нагнав ее в два прыжка, он схватил ее за плечо и грубо развернул к себе.

— Мне не о чем больше с тобой говорить, — ядовито прошипела Динка, пытаясь вырваться из его хватки. — Не смей мне больше указывать, что мне пить и с кем мне сношаться. Это тебя не касается! Ты мне надоел, понял?

Шторос взвыл раненным зверем и прокусил себе губу до крови, но Динку из рук не выпустил.

— Ты никуда не пойдешь, — прорычал он, швыряя ее об стенку и, прижав руками ее плечи к стене, склонился лицом к ее лицу.

— Еще как пойду! Что ты сделаешь, чтобы задержать меня? Пойду и буду сношаться со всей корабельной командой прямо на палубе, у вас на виду. И вы ничего с этим не сделаете! — выкрикивала Динка ему в лицо, глядя, как зеленые звериные глаза затягиваются пеленой бешенства.

— Шторос! Остынь, — Дайм попытался отвлечь его, но Шторос не глядя махнул назад когтистой лапой и вспорол рубаху Дайма, оставив на его груди алые полосы.

— Что ты мне сделаешь? — продолжала накручивать его Динка, чувствуя, что спираль истерики внутри ее выходит на новый виток, за которым только смерть. Сила вихрилась внутри нее огненным смерчем, языки пламени срывались с губ вместе со словами.

— Давай! Ударь меня! Выпори! Ты ведь так об этом мечтаешь? — выплюнула она в лицо Шторосу. — Ведь тебе нравится бить слабых и беззащитных. Что же ты? Я вся в твоей власти!

Динка расширившимися глазами смотрела, как Шторос заносит руку с отросшими когтями над ней.

— Шторос, нет! Только старшая женщина может наказать Варрэн-Лин, — Дайм попытался перехватить занесенную руку, но Шторос махнул ею быстрее. Когти вспороли деревянную стену у самого Динкиного лица.

— Матери твоей здесь нет, чтобы выпороть тебя! — прорычал Шторос, снова хватая ее за плечи и встряхивая, как котенка. Мышцы на его руках мелко подрагивали. Удивительно, как он до сих пор еще держался. Зрачок его расширился так, что полностью закрыл собой радужку и глаза теперь выглядели абсолютно черными. Сзади его окружили остальные варрэны, придерживая его за плечи и готовые в любой момент оттащить его.

— Нет здесь моей матери! — завизжала Динка, чувствуя как закладывает уши от собственного крика. — И отца нет! Знаешь почему? Я их убила! Я сожгла их! Знаешь, как они кричали, когда горели заживо? Я и тебя убью, если ты немедленно не отпустишь меня! Я могу убить любого из вас! Всех вас! И снова останусь одна!

Истерическое напряжение лопнуло, отдавшись в ушах пронзительным звоном, и Динка с рыданиями обвисла в держащих ее руках. Из горла наружу рвался горестный вой, с которым из ее тела выходил глубокий безысходный страх одиночества. Одиночества, которое она несла в себе всю свою жизнь. Виной которому стала она сама, и которое отравляло каждый день ее существования. Одна мысль о том, что она снова останется одна после того, как обрела их, своих мужчин, причиняла невыносимую боль, которую нельзя было ничем утолить.

Она выла и выла, до саднящей боли в горле, до хрипоты, до надсадного кашля. Ее сжимали в объятиях, шептали что-то успокаивающее, но она вырывалась, словно дикий зверь. Билась в держащих ее руках, царапалась, кусалась, бодалась, пока совсем не обессилела. Уже засыпая, она ощущала нежные объятия и мужские руки, скользящие по ее телу, ласкающие, успокаивающие, утешающие, обнимающие…

Утром, когда Динка проснулась, в каюте никого не было. Она лежала на одной из коек, заботливо укутанная в одеяло.

Динка со стоном выбралась из мягкого кокона и сползла на пол. Голова трещала, в ушах звенело, в горле саднило. Она попробовала сказать что-нибудь, но из горла вырвалось лишь тихое сипение. Ничего себе она вчера кричала! Она прошлась по каюте, осматриваясь. Осколки и остатки заживляющей мази с пола были убраны, меч висел на своем месте. Остальные три койки были аккуратно заправлены. Валявшаяся вчера на полу грязная одежда мужчин исчезла.