Путь теософа в стране Советов: воспоминания

В другой раз в воскресенье, когда мы все сидели на террасе, Алёше куда-то исчез. Всего несколько минут назад все видели его у калитки, наблюдающего за курами у дороги. И вот исчез! Стали все искать. Нет! Побежали по деревне, спрашивали всех. Никто его не видел. Сосед наш взял драгу со словами: «Не иначе у пруд мырнул». Он долго и безрезультатно шарил драгой по дну грязного прудишки посереди деревни. Мы пришли в полное отчаяние. Я бросился к озеру: «Неужели Алёнька мог добежать до него? Расстояние порядочное, а он едва научился передвигаться!» Тут я услышал, что меня зовут. У Галочки на руках был спящий сынок, весь в пыли и песке. Оказывается он, наглядевшись на кур, купающихся в пыли у стенок колодца возле самой нашей калитки, решил и сам лечь в такую ямку, как-раз на противоположной стороне колодца от калитки, да там и сладко заснул. А мы-то бегали мимо него много раз и не заметили его.

Изредка к нам на дачу приезжал мой папа. Он как-то неумело пробовал играть с Алёшей. Это было очень трогательно. А гуляя с Галей, рассказывал о своей невесёлой жизни. Там он был просто несчастен. Тамара пилила его за всё на свете непрерывно, вплоть до того, что он виноват, что у нас советская власть, отнявшая у них богатство дедов, и так далее. Это не имело конца, во всём он был виноват. Как же я его жалел, но что я мог сделать, чтобы ему помочь? Мы с Галей всячески проявляли к нему внимание и ласку, чтобы хоть этим, как говорится, скрасить его грустную жизнь. В ней ему не уделялось ни капли теплоты. Он любил приезжать к нам и проводить время с внучком. Как это хорошо — три поколения вместе! Но, увы, Тамара не часто отпускала его к нам, разве только за деньгами. Но он очень стеснялся просить, зная, что у нас их также не хватает. У меня сердце разрывалось, глядя на него, и я старался давать денег сколько мог, не ожидая просьб с его стороны.

В сентябре 1932 года мы решили, что заслужили отдохнуть. Галя долго сомневалась, как оставить сынка. Но я её уговорил, что и ему надо от нас когда-нибудь отдохнуть. К нашему удивлению сестра Нина согласилась остаться с Алёнькой: он уже к тому времени перешёл на коровье молоко и манную кашку, а Нина, тоже неожиданно, стала питать к нему очень нежные чувства.

Маршрут мы разработали великолепный: по Волге до Каспия, далее до Баку, оттуда в Армению на Севан, а обратно — через Военно-грузинскую дорогу.

Рассуждая: я заведующий цехом или нет? — решили в первый раз в жизни разориться на отдельную каюту до Астрахани. Канала Москва-Волга тогда ещё не было, и путь наш лежал по Москве-реке через шесть стареньких шлюзов. Нам же проходить через них было страшно интересно. От этих шлюзов веяло деревянной культурой прошлого века. Они ведь были построены 60 лет назад!

Я вникал в детали механизмов на шлюзах и дивился разуму предков. Ведь совсем недавно здесь применялась туэрная тяга.

В то время «злобой дня» был первый полёт советского стратостата. Он вылетел накануне нашего отъезда. Все переживали это событие не меньше, чем 25 лет спустя полёт в Космос первого спутника. Гадали: где-то он спустится? И надо же такому случиться: он спустился почти на наш пароход, когда мы подходили к Коломне. Ещё километров за десять мы увидели на небе крохотный шарик, не догадываясь, что это стратостат. Пароход шёл вниз по течению и казалось, шар спускался нам наперерез, вырастая на глазах. Вскоре пароход остановился по техническим причинам, а стратостат приземлился совсем рядом с нами на пойме реки. Мы боялись, что он сядет в воду. Громадный, неуклюжий, он полоскался на ветру, как бы не желая примириться со своим приземлением. Маленькие по сравнению с ним люди ползали по нему, пытаясь угомонить оболочку, а со всех сторон бежали невесть откуда взявшиеся зрители, целые толпы.

Это происшествие придало нашему и без того радостному настроению совершенно праздничный характер. Ещё бы не праздник: впервые за ряд лет мы ехали не торопясь, без забот и обязанностей, а впечатления сами наезжали на нас, как в кино. Когда мы уставали сидеть на палубе и глядеть на берега, мы уходили в каюту и подолгу дулись в шахматы или, растянувшись на мягких койках, читали беллетристику. Удивительно, безо всяких хлопот обедали в столовой, и никто даже не намекал, чтобы мы мыли за собой посуду! Это ли не жизнь? Никогда, никогда ещё такого не бывало в нашей жизни. Но Галочка очень скучала по Алёше.

Выехали на Оку, проехали Рязань. От Касимова Ока течёт к югу, а потом поворачивает на северо-восток. Во мне кипел избыток сил, и я не знал, что бы выкинуть. Перед Касимовым я предложил Гале:

— Ты поезжай дальше, а я пойду пешком наперерез и буду тебя встречать в Елатьме.

— Опоздаешь!

— Ан не опоздаю.

Поспорили на щелчок, и я отправился налегке. Пароход должен был прийти в Елатьму через шесть с половиной часов, расстояние по прямой равнялось 25 километрам, а по дороге — 30.

Сразу за Касимовым я свернул на просёлок, который по словам прохожих сокращал путь, и попал в такие глухие, безлюдные и дремучие леса, что невольно вспомнил песню: