Путь в Эльдорис

До конца недели в деревне не происходило ничего интересного. Я погрузилась в состояние некоторой отрешенной апатии, тоска поселилась в душе и ее не могла растопить даже ласковая Луна. На шкатулку я больше не смотрела. Мне хотелось взять ее и опять увидеть его, но я боялась, что от этого станет только хуже. Чтобы чем-то занять себя, я стала обустраивать наш с котенком быт. Сходила в автолавку, приезжающую летом почти ежедневно, и купила продуктов. Начала готовить и что-то делать по дому. Помногу топила, ощущая себя замерзшей почти беспрерывно, и практически не выходила из дома. Ко всему прочему, погода испортилась, и по несколько раз за день теперь шел дождь, не давая траве толком просохнуть и ограничивая мои походы по ней. А еще не позволяя реализовать давно придуманный план по выгулу Луны хотя бы в пределах участка.

В один из дней позвонила мама и, поинтересовавшись, как у меня дела, сказала:

— В выходные приедем, папа взял отгул, так что останемся до понедельника. И привезем тебе солнышко, не унывай! — ее улыбка при этом ощущалась явственно даже по телефону.

Как ни странно, но солнце показалось именно в день их приезда. Задул сильный порывистый ветер и теплее не стало, зато теперь на ясном небе красовалось солнце.

Появление родителей внесло некоторое оживление в мою уединенную жизнь, но и лишило главного, ради чего я здесь поселилась, — собственно самого уединения. А потому я стала искать себе место, где могла бы побыть одна.

Оставив котенка под присмотром мамы (она несколько удивилась его наличию, но, как мне показалась, даже обрадовалась), я опять вышла в калитку со стороны леса, но пошла на сей раз не к иве, а в сторону. В просвете между кустами на небольшом холмике мне померещилась ослепительно белая лошадь. Когда я пригляделась повнимательнее, то поняла, что это — всего лишь облака, но забраться на холм все равно захотелось. На самом пригорке ничего интересного я не нашла, зато за ним открывался вид на замечательную поляну, поросшую тонкой низкой осокой и усеянную очаровательными мелкими желтыми, белыми, сиреневыми, голубыми и всевозможных других расцветок полевыми цветами. Такие полянки мне нравились гораздо больше бурьяна с человеческий рост, идя сквозь который никогда не знаешь, на что наступишь и куда провалишься.

«Здесь я, пожалуй, и остановлюсь», — решила я и прошлась по полянке, любуясь цветами и вслушиваясь в жужжание диких пчел, шмелей и прочих многочисленных насекомых. Насекомые, кстати сказать, были дружелюбными и даже не думали обращать на меня внимания.

Снова задул сильный переменчивый ветер, он трепал волосы, бодрил прохладой и, казалось, выдувал из меня и давившую тоску, и сковывающее напряжение. Я села прямо на траву, закрыла глаза и стала слушать его шум. И мне представлялось, что я слышу шум океана.

Я больше не была на Земле, я стояла на берегу бурлящего океана в другом, больше не чужом мне мире. Я видела желтый песок у себя под ногами и бирюзовые волны, переходящие у горизонта в голубое небо. Небо Эльдориса.

А потом я услышала его голос.

Всего три слова. Но такие важные три слова.

«Ты нужна мне».

* * *

Серебрящийся смерч вращающейся воронкой уходил прямо в покрытое тучами небо. А точнее, в дыру в небе, окаймленную серебряной лентой и словно бы поглощающюю смерч. Лив стоял напротив воронки, и его всего оплетала тугая, отливающая сталью нить, впиваясь шипами в тело. Он пытался порвать ее, но усилий мышц здесь явно было недостаточно. Прикрыв глаза и замерев, он, казалось, углубился в себя и призвал силу, лицо его обрело уверенное выражение. Мгновение, и он смог порвать путы, высвободив правую руку. Достаточно, чтобы вскинуть ее, и выпустить золотисто-огненную струю. Струя полилась прямо в беловолосого мага с отстраненным холодным лицом, стоящего перед самой воронкой. Он смог увернуться, но магия все же задела его плечо. Это дало Ливу время, чтобы освободиться полностью. Теперь один на один, готовые к бою, они стояли друг напротив друга.

Холодный маг сделал еще один пас. Словно сотканный из зеркальной амальгамы шар разбился о щит Ливолиса, стекая по нему густой жижей и местами въедаясь в его поверхность. Используя замешательство противника, Лив стремительно отбежал в сторону, уже на ходу выпуская из каждой руки по мощной волне. Оранжевую из правой и синюю из левой. Но уже не в мага, а в саму воронку. Волны долетели до той и, обвив ее, начали сжимать. Теперь Лив тянул ее, словно захваченную лассо, вниз. Лицо его было напряжено, и, отдавая все силы, он так сосредоточился на вырывающейся бушующей стихии, что, похоже, потерял мага из виду. Тот же подобрался почти вплотную и набросил серебрящуюся хищным светом сеть прямо поверх куполообразной защиты Лива. Сеть начала давить, заметно уменьшая купол и все ближе подбираясь к нему самому…

— Дочка, доченька, проснись.

Я открыла глаза, ничего не понимая.

— Ты кричала во сне, — услышала я голос отца. — «Лив, лив», что это значит? Жить?

«Да… Жить… или покидать», — подумала я, смотря теперь на папу с недоумением.