Читаем Путь в никуда полностью

Вот он, последний звонок. Все, детство закончилось, пора в путь, жизненный путь такой непростой, с успехами и неудачами, взлетами и падениями, но главное – неизвестностью, что там ждет впереди. Шел 1975 год, год брежневского застоя с пустыми полками в магазинах, одинаковыми газетными полосами, прославляющими мудрую политику партии и ее мудрого руководителя дорогого Леонида Ильича. Так уж распорядилась судьба, что каждому из друзей был уготован свой путь. Сашка с родителями уехал, Мокей, уже имевший несколько приводов в милицию, готовился предстать перед судом за избиение какого-то фраера, и теперь его родители лихорадочно искали деньги, чтобы его отмазать, а Жека корпел над учебниками и готовился к поступлению в институт. Склонившись над учебниками, Жека забывал о Дине, но, когда голова пухла от информации, его мысли предательски возвращались к ней. С задачей вычеркнуть ее из своей жизни Жека не справился, и потому, когда он отправлялся вечером погулять и передохнуть от формул и теорем, его ноги как-то автоматически приводили его к дому, в котором жила Дина. Уже подойдя к нему, Жека осознавал, что зарекся встречаться с ней, и потому, прячась по углам или за деревьями, издали наблюдал, не появится ли она. Несколько раз ему повезло, и он видел, как она возвращалась домой, но подойти и заговорить с ней Жека не решился, хватило и того раза, когда она, не выслушав его объяснений, грубо оскорбила и обидела его. Жеке казалось, что расскажи он тогда, почему он поступил так, она бы поняла и была бы осторожна в общении с Сашкой, но вышло все подругому. Теперь она видела в нем только врага. «Ну что ж, и я должен забыть ее навсегда».

Жека сдал выпускные экзамены и начал готовиться к поступлению в вуз. В те годы мало кто поступал в институт, имея хороший запас знаний. Надо было быть или национальным кадром, или иметь достаточный блат. Для многих категорий существовал негласный процентный барьер, а в некоторые высшие учебные заведения кроме местных кадров, то есть представителей коренного населения республики, вообще никого не принимали. Институт, куда решил поступать Жека, был для инженеров железнодорожного транспорта. Здесь более-менее лояльно относились к поступающим, да и среди местных он не пользовался большим спросом, те предпочитали торговлю. Так что, оценив все возможности, Жека отнес документы именно в этот вуз. Однако и тут Жеке надо было конкурировать с каким-нибудь Шмуклером, а это для него, гуманитария, было непросто. Но если Шмуклер получал на вступительных экзаменах «пятерки», а Жека твердые «тройки», ему отдавалось предпочтение, т.к. для Шмуклеров был создан еще больший процентный барьер. К тому же Жека втайне надеялся, что если что-то не заладится, он обратится за помощью к Савельевой.

Экзамены Жека сдал неважно, две «тройки» по физике и математике не компенсировала «пятерка» за сочинение, и в лучшем случае ему светило место на вечернем отделении, вот почему он набрался наглости и пошел в райком, чтобы встретиться с Савельевой. По дороге он купил цветы и заявился на встречу к инструктору с жалобой на этих самых Шмуклеров, которые сдали вступительные на «четыре» и «пять» и отодвинули его хотя и не местного, но все же русского, не дав поступить на дневное отделение. Савельева, приняв цветы, заулыбалась и обещала разобраться, успокоив Жеку. Короче, все лето Жека провел в волнении, а в начале августа, в день, когда должны были повесить списки поступивших, отправился в институт. Летняя жара, девчонки в коротких белых платьях с маняще привлекательными голыми плечами и лодыжками, мальчишки в белых рубашках с короткими рукавами, поигрывающие накачанными бицепсами. Толпа во дворе института – не протолкнуться. Многие пришли с родителями, все ходят озабоченные. Пацаны дымили, как заправские курильщики, девчонки пили воду, вздрагивая от каждого оклика. Наконец, из дверей парадного входа появилась секретарь института с помощниками, и они стали развешивать списки поступивших на досках объявлений. Списков было много, досок для объявлений тоже, все списки вывешивались согласно факультетам и группам. Толпа устремилась к спискам, кто-то радостно восклицал и прыгал от счастья, кто-то откровенно утирал слезы, кто-то усиленно продолжал искать свою фамилию в списках, тайно надеясь на ошибку в секретариате. Жека неспешно подошел к доске, где должна была быть его фамилия…

В самом конце списка Жека увидел свою фамилию, она была ярче всех остальных и, если внимательно присмотреться, была напечатана на месте какой-то стертой и вымаранной фамилии. «Наверное, Шмуклер, – не без злорадства подумал Жека, – а пойду и проверю, ведь списки вечерников тоже повесили». Он подошел к доске. Да, так и есть, здесь тоже фамилия Шмуклер ярче всех остальных. Он взглянул на смуглого парня с кудрявой черной головой и грустными глазами и радостно улыбнулся ему. Тот, видно, что-то понял, отвернулся и молча побрел из институтского двора.

Глава 3

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Здравствуй, мобилизация! Русский рывок: как и когда?
Здравствуй, мобилизация! Русский рывок: как и когда?

Современное человечество накануне столкновения мировых центров силы за будущую гегемонию на планете. Уходящее в историческое небытие превосходство англосаксов толкает США и «коллективный Запад» на самоубийственные действия против России и китайского «красного дракона».Как наша страна может не только выжить, но и одержать победу в этой борьбе? Только немедленная мобилизация России может ее спасти от современных и будущих угроз. Какой должна быть эта мобилизация, каковы ее главные аспекты, причины и цели, рассуждают известные российские политики, экономисты, военачальники и публицисты: Александр Проханов, Сергей Глазьев, Михаил Делягин, Леонид Ивашов, и другие члены Изборского клуба.

Александр Андреевич Проханов , Владимир Юрьевич Винников , Леонид Григорьевич Ивашов , Михаил Геннадьевич Делягин , Сергей Юрьевич Глазьев

Публицистика