Путь в Селембрис

Рыцарь взял свой автомат,И десятка два гранат,Натянул бронежилетИ коняшке дал конфет.Он бандану повязал,Краской щёки расписал,Затянул ремни потуже,И надел штаны похуже.Горын тоже не зевалИ ракетомёт достал.

Карандашик послюнявилИ послание отправил:«Я к вам пишу, чего же боле?Что я ещё могу сказать?Я знаю, нынче в вашей волеМеня нахальством доставать.Но я честно вам скажу,Что без дела не сижу.У меня царевна есть,И я хочу её поесть.И вас тоже в гости просим,

Ужин будет ровно в восемь.Мойте руки и садитесь.И царевной угоститесь.»

Глава 13. Братья аргивяне!

Историчке снился странный сон. Она вошла в свой класс, а там сидели буратины. Деревянные ученики. Татьяну Владимировну трудно было чем-либо удивить. Работа в школе не располагает к нежным чувствам. Люди с повышенной эмоциональностью быстро прогорают. Ну что ж, буратины, так буратины. Ей всё равно, кого учить. Чего она только не повидала за все годы, пока вела предмет.

С утра намечался опрос по теме. Подперев ладонью щёку, историчка мрачно слушала ответ. Она поигрывала ручкой над раскрытым журналом. Качество ответа раздражало. Спотыкаясь на каждой букве, буратина уныло пересказывала параграф слово в слово.

Не в силах более терпеть такой маразм, историчка повернулась к ученице всем корпусом и критически окинула её взглядом.

— Знаешь, буратина, — тяжело произнесла она, — твой старший брат был дурак. И ты в него. Такая же дура.

Чего церемониться? Ведь это же просто деревяшки.

Буратина опустила голову. Из её глупых глаз вытекли две горючие слезы и прожгли на раскрашенных щеках полоски. Дерево задымилось.

Зрелище ложного раскаяния вызвало у педагога ещё больший приступ отвращения. Она перешла на такие детали, как внешний вид. С каждым словом буратина сплющивалась, как пластилин. И наконец опустилась до плинтусов.

Но Татьяна Владимировна уже забыла про неё. Она вошла в азарт и охотно объясняла буратинам, что будет с ними, когда они вырастут.

— Когда вас припечёт, тогда задумаетесь. — обещала она проблемы в скором будущем.

Её горячий монолог начал прожигать в буратинах дыры. Учительница говорила и говорила, и каждое слово наносило буратинам раны.

Весь класс был истерзан, только тогда учительница почувствовала, что освободилась от давящего изнутри чувства. Психологи советуют избавляться от негатива, выговаривая себя. Она повеселела.

— Вот отчего у вас такой убогий язык? — уже добрее спросила она.

Впрочем, какой ещё может быть язык у буратин? Но слово уже вырвалось и пришлось развивать тему дальше. Вреда не принесёт.

— Вы же изучаете литературу. Должны бы чего-нибудь усвоить. Кто из вас читает классиков?

Весь класс замотал головами.

— Мы ничего не читаем! — с плачем поведали буратины. — Нам неинтересно!

— Конечно! — охотно подхватила историчка. — Вот боевики — это интересно! За границей читают нашего Достоевского, а им неинтересно!

О Достоевском она помнила только его фамилию. Но, это и не важно. Ей некогда сидеть над книгами, школа поглощает все силы. Работа с таким тупым материалом, как буратины, кого угодно выбьет из колеи. А вот им делать нечего, целый день шатаются по улице. Сидели бы дома и читали. Глядишь, и хулиганства на улицах уменьшится.

Класс между тем продолжал реветь. Татьяну Владимировну очень удивила подобная эмоциональность в деревяшках.

— Нам не нужен Достоевский! — хором голосили они. — Нам ни мир не нужен, ни война! Мы все будем дворниками! И уголовниками будем! По нас тюрьма плачет! Мы все будем работать на рынках и обманывать порядочных людей! Мы станем проститутками! Мы попадём в психушку! Там наше место!

— Но постойте, дети… — растерянно воскликнула учительница.

— Мы не дети! — с горьким плачем возразили они. — Мы идиоты! Мы сущее наказание! Таких раньше секли розгами! А теперь вы должны с нами цацкаться!

На учениках не было живого места. Вместо сердец зияли пепелища. И всё это от простых слов?!

Татьяна Владимировна достала зеркальце и взглянула на себя. Она не больна? Высунула язык и так застыла. Вместо языка извивалось раздвоенное жало.

* * *

Окончание учебной недели не обещало ничего хорошего. Во всяком случае, Изольда Григорьевна полагала, что от полтергейста вообще, кроме неприятностей хорошего ждать не стоит. И не ошиблась. Каждое утро в течение этой кошмарной недели она входила в здание школы с надеждой, что там снова всё, как обычно. Никаких метёлок. Никаких сказочных дубов. Никаких говорящих котов. Ни горячего чая в столовой, ни пирогов и ватрушек.

Рано утром её разбудил телефон. Звонила историк.