Путем дикого гуся

При высокой воде каскады Черчилл, наверное, действительно производят впечатление. Общая высота скального русла — семьдесят пять метров, то есть на пятнадцать метров больше Ниагары (зато в ширину — и сравнивать нечего), и ландшафт тут более суровый — в отличие от туристического Диснейленда Ниагара-Фолс. Так что если бы не эта обзорная площадка в туристическом стиле (лавочки, мусорные корзины и информационный стенд под декоративной крышей), могло бы показаться, что вот-вот увидишь, как индеец замахивается острогой на рыбу в ручье. Пейзаж словно с отличной фотографии Эдварда Ш. Кёртиса[106] «Рыбаки».

Отмахиваясь от кровожадных мух, мы комментировали историю водопада на стенде. Неизвестно, почему его первооткрывателем назван торговец Джон Маклин из компании «Гудзон Бэй», который попал сюда в 1839 году, — словно раньше краснокожие тут не бывали. Оказывается, Маклин дал реке имя губернатора Ньюфаундленда. Небось хотел подлизаться — рассчитывал на поблажки для своей фирмы. Так, вопреки политкорректности в географии постоянно доминируют понятия бледнолицых. Вместо того чтобы вычеркивать из университетских списков чтения произведения «белых христиан мужского пола», может, было бы лучше вернуть индейской земле индейские названия? Оказывается, Альберт Лоу тоже побывал здесь в 1894 году. Подозреваю, что открытие им крупных залежей железной руды в этом регионе навело на мысль выстроить электростанцию на Черчилл-ривер. Вот только компенсацию за затопление пяти тысяч гектаров охотничьих территорий индейцам до сих пор не выплатили. Впрочем, что говорить об индейцах, если белые власти Квебека и Ньюфаундленда не могут договориться о дележе прибыли с электростанции…

…и наконец черные мухи одержали верх. Бодрой рысью мы двинулись обратно к машине, кляня электростанцию, железную руду и споры белых людей из-за бабок. Не за тем мы проехали такой кусок мира.

И снова хруст гравия под колесами, по обеим сторонам — болота, мох, песок и черные ели с плюмажами веточек на макушках, отчего они становились похожи на копья, — словно нас конвоирует какая-то мощная армия. Каспшик связывал эту странную форму деревьев с общим потеплением: якобы эти верхние, то есть самые молодые, ветки так разрослись из-за повышения температуры в последние годы, но я не уверен, что правильно понял его гипотезу, занятый собственными мыслями-маниями.

Боже мой, Великий Маниту, до чего же безоружна эта земля! Устремившая в небо водные очи, каждым кустиком открытая порывам ветра, покрытая тонким слоем почвы, прошитой, словно кровеносными сосудами, корешками мхов и трав. Любой лопатой можно ее ранить, любым заступом разорвать, оголив до бесплодного песка и камня. Виднее всего это на обочине, где тяжелые бульдозеры оставили глубокие шрамы. Как ее защитить?

Ритм дороги определяют тут ручьи и реки, пересекающие трассу, — если бы не они, казалось бы, что мы и не движемся вовсе в этой серо-зеленой беспредельности, подбитой железистой охрой и заляпанной лиловыми кляксами вереска. Никаких других ориентиров в пространстве — только эти полосы воды. Поэтому я записывал их в столбик, чтобы каждая строка свидетельствовала о нашем движении им в такт.

Cache River

Arch’s Brook

Diver Brook

Way’s Brook

Pinus River

Upper Brook

Lower Brook

Теперь я понимаю, почему Кен именно так запечатлевал этапы своего странствия. Это действительно геопоэтика, где ты отбиваешь каденции тропы собственным пульсом, повторяя ритм Земли, обозначенный водными артериями. «Фокус в том, чтобы выйти за рамки Человека и его больших букв, — сказал он в одном из интервью, — чтобы заново открыть кочевничество на Земле». При этом Кен не питает иллюзий, что геопоэтика завоюет мир — уж слишком распространились гуманитарные идеи: во имя «интересов человечества» Землю следует поработить, разрушая ее тело добычей нефти, энергии или руды. Геопоэтика Уайта — идея для редких интеллектуальных номадов, которые все еще кочуют между небом и землей.

Мускрат-Фолс, то есть Ондатровы водопады. Съезжаем на обочину, паркуемся. Рядом — молодежный джип с номерами Ньюфаундленда. Нет, ну я, конечно, понимаю, что туризм… но не до такой же степени!

Взять хоть сегодняшний день. Два водопада в один день — точно два гриба в борще (так говорили в старину, указывая на излишество, теперь это выражение выходит из употребления, теперь «много» — модно, чем больше — тем лучше). А ведь картина меняется в зависимости от погоды и освещения, водопад то искрится радугой на солнце, то сливается с дождем, вспыхивает на рассвете и гаснет в сумерках, в полнолуние выглядит иначе, чем в новолуние. Не лучше ли один водопад созерцать два дня, чем два водопада в один, торопясь поставить галочку? Увы…