Путем дикого гуся

Захар Прилепин — псевдоним Евгения Николаевича Лавлинского и одновременно его гениальный «мегапроект». Кажется, маленький Женя выдумал Захара еще в сельской школе (он родился в селе Ильинка под Рязанью) или чуть позже, шатаясь по переулкам Нижнего Новгорода в поисках работы. Прилепин побывал и могильщиком, и писакой в местной газете… наконец вступил в ОМОН и добровольцем отправился в Чечню. Это оказался переломный момент.

После возвращения из Грозного Захар написал роман «Патологии», сразу вознесший его на Олимп русской литературы «нулевых», и вместе с Лимоновым возглавил Национал-большевистскую партию. В настоящее время тиражи его книг сопоставимы с пелевинскими, а сам он нарасхват у СМИ… Интервью и публицистика Прилепина раздражают многих. Феминисток — тем, что в русском мужике Захар ценит самоиронию (не путать с сарказмом), а в женщине — ее бабью загадку. Других радикалов Прилепин эпатирует откровениями, будто он — верующий большевик и советский националист, а родина его — Советский Союз, поскольку именно там он родился. У Прилепина трое детей и небольшая фирма, которая дает работу полутора десяткам человек.

На данный момент он опубликовал три романа, сборник рассказов, две публицистических книги, две антологии мировой классики (одну о войне, другую о революции) и сборник интервью с русскими писателями «Именины сердца». Особенно интересны его обращения к сельскому детству (например, в миниатюре «Бабушка, осы, арбуз»), которые вносят новые ноты в течение так называемой деревенской прозы, или провинциальные картинки печальных 1990-х в «Грехе», который я считаю лучшим произведением Захара (премия «Национальный бестселлер» за 2008 год). А несколько недель назад вышла наконец его долгожданная биография классика советской прозы Леонида Леонова «Игра его была огромна». Книга моментально оказалась в числе бестселлеров.

Недавно Прилепин снова удивил публику. В новой рубрике гламурного мужского журнала «Медведь» раскрыл подоплеку своей беседы с латышскими спецслужбами по поводу убийства генерального прокурора Латвии. Следствие долгие годы топчется на месте, хотя все подозревали нацболов. Так вот, в этом разговоре Захар Прилепин признался, что Евгений Николаевич Лавлинский — его старый журналистский псевдоним.

Леонид Леонов любил говорить, что его творчество — десятиэтажное здание, а критики и прочие все толпятся на первом. Через пятнадцать лет после смерти мэтра советской литературы Захар Прилепин не только опубликовал отличный путеводитель по этому зданию, но и показал открывающиеся из его окон пейзажи. При этом подчеркнул во вступлении, что это лишь путеводитель — чтобы по-настоящему узнать Леонова, нужно его прочитать.

Идею написать биографию Леонида Леонова подсказал Захару его друг Дима Быков, на счету которого две книги в серии «Жизнь замечательных людей» — о Пастернаке и Окуджаве. Впрочем, долго уговаривать Прилепина не пришлось. Во-первых, Захара давно уже бесит, что современные биографы кропотливо воспроизводят жизнь мучеников советского режима, прежде бывших его бенефициантами — Бабеля, Пильняка или Пастернака, — напрочь забывая при этом об авторах вроде Леонова или Иванова[127], избежавших репрессий и умерших при орденах. Во-вторых, Прилепин, видимо, прислушался к словам Проханова: тот сказал ему, что коли пишешь из собственной жизни, надо или медленно писать, или быстро жить, а то читателю наскучит. Поскольку до сей поры Захар черпал из своей биографии обеими горстями и начинал уже сходить с ума, книга о Леонове, очевидно, означает тайм-аут.

А в-третьих — и кто знает, не самое ли это главное, — показывая искусную игру Леонова с режимом, Прилепин в определенном смысле перемигивается с Евгением Лавлинским. Леонов всю жизнь скрывал эпизод из своей молодости, когда они вместе с отцом (кстати, поэтом из круга Дрожжина, о котором я недавно писал…) издавали в Архангельске белогвардейскую газету, поддерживавшую антибольшевистскую английскую интервенцию. В хаосе Гражданской войны он, лихорадочно заметая следы, чудом избежал разоблачения, потом ситуация в стране немного стабилизировалась и про этот эпизод вроде забыли. Работая над биографией Леонова, Прилепин перерыл архангельские архивы, но там, где рассчитывал найти следы своего героя, обнаруживал лишь вырванные страницы, а в текстах Леонова между тем раз за разом появлялся белогвардеец, нелегально вернувшийся в страну (или не покидавший ее) и старательно замаливающий свое реакционное прошлое. Захар не скрывает, что его восхищает и возбуждает эта игра советского писателя со смертью, с которой Леонов в 1937 году почти соприкоснулся.