Путешественник

В них говорилось, что если на закате небо красное или утром белое, то это предвещает хорошую погоду на море, а следовательно, благоприятно для странников, пилигримов. Я узнал, как надо забрасывать scandagio — веревку, размеченную по всей длине белыми и красными лентами, — для того, чтобы измерить глубину под килем. Я научился переговариваться с другими судами, проходившими мимо, — мне разрешили это сделать два или три раза, поскольку в Средиземном море плавало множество кораблей. Я кричал на sabir в рупор:

— Счастливого плавания! Что у вас за корабль?

Следовал глухой ответ:

— И вам того же! «Святой Санг» из Брюгге, мы возвращаемся домой из Фамагусты! А у вас что за корабль?

— «Анафесто» из Венеции, мы плывем в Акру и Александрию! Счастливого плавания!

Корабельный рулевой показал мне, как с помощью замысловато переплетенных веревок он одной рукой управляет обеими огромными правилами, которые опускались с обеих сторон до самой кормы.

— Однако в плохую погоду, — сказал он, — требуется по рулевому с каждой стороны, и они должны обладать сноровкой, чтобы по-всякому вращать румпель в соответствии с командами капитана.

Рулевой разрешил мне постучать его колотушками, когда гребцов на веслах не было. А подобное случалось постоянно: пассат дул почти непрерывно, так что для того, чтобы прокладывать курс корабля, весла почти не требовались. Поэтому гребцы в этом путешествии лишь дважды занимали свои места: в самом его начале, когда вывели нас из бухты Маламоко, и под конец, когда они провели корабль в порт Акры.

— Этот способ называется zenzile, — сказал мне рулевой. — По три человека на каждой из двадцати скамеек, расположенных по обеим сторонам судна.

Каждый гребец работал отдельным веслом, которое вращалось в уключинах. Таким образом, самые короткие весла крепились в центре судна, самые длинные — снаружи, а средние располагались между ними. И матросы при этом не сидели, как другие гребцы, например, на buzino d’oro дожа. Они стояли, опираясь левой ногой на скамью, занося весло вперед. И откидывались обратно, когда делали мощные гребки, приводя в движение корабль сериями стремительных бросков. Рулевой при этом ударял колотушками — сперва медленно, а затем все быстрее и быстрее, по мере того как ускорялся ход корабля; обе колотушки издавали различные звуки, так что гребцы на каждой стороне знали, когда им надо было грести усердней.

Мне ни разу не разрешили грести, так как эта работа требовала такого мастерства, что учеников заставляли тренироваться сперва на учебных галерах, установленных на суше. Из-за того, что словом «галера» в Венеции часто называли каторжников, я всегда предполагал, что на галерах и галиотах гребцами были преступники, приговоренные к этим изнурительным работам. Однако рулевой развеял это мое заблуждение, объяснив, что соперничество между судами, перевозившими торговые грузы, столь велико, что тут никак нельзя полагаться на каторжников.

— Потому-то в торговый флот нанимают лишь самых умелых и опытных гребцов, — сказал он. — А на военных кораблях гребут горожане — это своего рода воинская повинность для тех, кто не хочет браться за меч.

Корабельный кок объяснил мне, почему он не печет хлеб.

— Я не держу муку на галере, — сказал он. — Муку тонкого помола невозможно уберечь в море от грязи. А еще в ней могут завестись долгоносики, или вдруг она отсыреет. Именно по этой причине римляне первыми научились изготовлять тесто, которое можно хранить довольно долго. Говорят, что сей пищевой продукт, вне всяких сомнений, volente o nolente[101] изобрел их корабельный кок, после того как мука его промокла от накатившей волны. Он замесил тесто и спас этим муку, затем тонко раскатал тесто и нарезал его тонкими полосками, чтобы они быстрей засохли. Отсюда и произошли все многочисленные по форме и размерам макаронные изделия. Сам Господь послал их нам, корабельным кокам, да и тем, кто на суше, тоже.