Путешественница

Он вздохнул и слегка пошевелился на твердой дощатой койке. Моррисон накрыл его одеялом и ушел. Он чувствовал себя опустошенным и разбитым, но некоторые мысли, примостившиеся где-то в дальнем уголке сознания, в стороне от остальных, уже прояснились.

Моррисон унес с собой и свечу, она горела в дальнем конце камеры, где, сгрудившись, сидели люди, выглядевшие на фоне света черными фигурами, безликими, но обрамленными золотистым свечением, подобно образам святых в старинных требниках.

Интересно, откуда они взялись, эти дары, которые формируют природу человека? От Бога?

Похоже ли это на нисхождение Заступника и языки пламени, сошедшие на апостолов? Он вспомнил картину на сюжет из Библии, висевшую в гостиной его матери: апостолы, увенчанные огнем, сами потрясены до испуга случившимся с ними и в своей растерянности похожи на зажженные для пиршества восковые свечи.

Улыбаясь этому воспоминанию, он закрыл глаза, и на его веках заиграли отблески свечей.

Клэр, его Клэр, которая знала, что послало ее к нему, ворвалась в жизнь, для которой явно не была рождена. И все же, несмотря на это, она знала, что делать, что ей суждено делать. А ведь далеко не каждому дано это везение – осознать свой дар.

Рядом послышались осторожные шаги. Он открыл глаза и, хотя увидел только темную фигуру, сразу понял, кто это.

– Как ты, Энгюс? – спросил он тихо на гэльском.

– Я… в порядке. Но вы… сэр, я хочу сказать… я… мне так жаль…

Джейми ободряюще сжал ему руку.

– Я тоже в порядке, – сказал он. – Приляг, Энгюс, и отдохни.

Молодой человек склонился и поцеловал тыльную сторону его ладони.

– Можно мне побыть рядом с вами, сэр?

Его рука весила тонну, но он все равно ее поднял и положил на голову юноши. Потом рука соскользнула, но он почувствовал, что напряжение отпустило Энгюса: его прикосновение сделало свое благотворное дело.

Он был рожден вождем, но вынужден был склонить голову и с достоинством испить эту чашу до дна. Но каково человеку, который не рожден для той роли, которая ему выпала? Джону Грею, например, или Карлу Стюарту.

В первый раз за десять лет он смог найти в себе силы простить того слабого человека, который некогда был его другом. Вынужденный неоднократно платить цену, которую требовал его собственный дар, он смог наконец понять, как тяжела участь того, кто был королем по рождению, но не по предназначению и призванию.

Энгюс Маккензи сидел рядом с ним, прислонившись к стене. Он уронил голову на колени и тихо посапывал, закутавшись в одеяло. Фрэзер почувствовал, как сон подкрадывается к нему, суля воссоединение разрозненных частей его «я», и понял, что проснется поутру, вновь обретя целостность – но, конечно, еще не залечив болячки.

А вместе с этим к нему пришло облегчение, связанное с избавлением от многих тягот, прежде всего от тяжести неразделенной ответственности, необходимости принимать решения. Искушение исчезло вместе с возможностью ему поддаться, но, что более важно, ушло, может быть даже навсегда, и бремя гнева.

«Итак, – подумал он через собирающийся туман, – Джон Грей вернул мне мой удел и уже за одно это заслужил благодарность».

Глава 13

Миттельшпиль

Инвернесс, 2 июня 1968 года

Роджер нашел ее утром, свернувшуюся клубочком на диване в кабинете и укрытую пледом. Бумаги, вывалившиеся из папки, были небрежно разбросаны по полу.

Свет из высоких, от пола до потолка, окон струился внутрь, заливая кабинет, но спинка дивана затеняла лицо Клэр и не давала рассвету разбудить ее. Луч только что перебрался через изгиб пыльного бархата и запутался в прядях ее волос.

«Не лицо, а зеркало, во многих отношениях», – подумал Роджер, глядя на Клэр.

Ее кожа была так нежна, что на висках и горле просвечивали голубые прожилки, а черты лица были будто выточены из слоновой кости.

Плед соскользнул, обнажив плечи. Одна рука расслабленно покоилась на груди, так и не выпустив смятый листок бумаги. Роджер бережно приподнял ее руку, чтобы взять бумагу, не разбудив Клэр. Тяжелая от сна рука была поразительно теплой и гладкой.

Его взгляд сразу остановился на этом имени; он знал, что она должна была найти его.

– Джеймс Маккензи Фрэзер, – прошептал он и перевел взгляд с листка бумаги на спящую женщину.

Луч света коснулся изгиба ее уха; она чуть пошевелилась, повернула голову и снова погрузилась в сон.

– Не знаю, каким ты был, приятель, – обратился Роджер к невидимому шотландцу, – но раз заслужил ее, то наверняка представлял собой что-то стоящее.

Роджер осторожно поправил плед, укутав плечи Клэр, опустил жалюзи на окне и, присев на корточки, стал собирать разбросанные бумаги из папки Ардсмура. Ардсмур. Даже если в этих записях и не отражено, что сталось с Джейми Фрэзером, в тюремных архивах в конце концов обязательно найдутся о нем какие-то сведения. Может потребоваться еще одна вылазка в архивы шотландских горцев или поездка в Лондон, но следующий шаг уже определен, путь ясен.