Если бы никто не мешал нам, мы бы так и стояли до глубокой ночи в печатне, отрываясь друг от друга, а может, и дольше, но у двери звякнул колокольчик – кто-то вошел в мастерскую. Я быстро отступила на шаг от Джейми, оборачиваясь, чтобы посмотреть на вошедшего. Это был невысокий темноволосый мужчина. Он остановился в дверях, держа в руках пакет.
– Слава богу, ты пришел, Джорджи! Отчего так долго?
Слуга молчал, изумленно смотря на Джейми. Да и было от чего изумиться: печатник стоял посреди мастерской без штанов (они валялись вместе с чулками на полу), вокруг была разбросана бумага и разлит эль. Хозяин печатни обнимал патлатую девицу. Ее платье было измято. Было от чего прийти в изумление. Лицо Джорджи выражало гнев и осуждение.
– Я оставляю печатню. – Акцент выдавал в нем западного горца. – Я люблю печатное дело, здесь наши взгляды совпадают, это правда. Но я принадлежу к свободной церкви[8]
, и такими были мой отец и дед. Я не прочь работать на папистов, ведь папа платит теми же золотыми, что и все, а их можно потратить, как и любые другие, но когда паписты забывают приличия… Вы лучше знаете, как поступить с собственной душой, можете продать ее черту, если хотите, но раз уж вы устраиваете оргии прямо здесь… Я такого не понимаю и отказываюсь понимать. Я оставляю печатню.Джорджи положил принесенный сверток прямо посреди прилавка, гордо повернулся и хотел толкнуть дверь, как раздался бой городских часов на башне Толбут. Тогда он снова взглянул на нас и с осуждением заявил:
– Нет даже полудня! – После этих слов, исполненных гневного обличения, он покинул печатную мастерскую.
Джейми ошалело смотрел за захлопнувшуюся дверь, а затем сел на пол и до слез расхохотался.
– Нет даже полудня! Каково, а? – он утер слезы. – Ах Джорджи!
Бывший хозяин Джорджи сидел на корточках, умирая от смеха. Чтобы не упасть, он обхватил колени руками. Меня тоже позабавило поведение Джорджи, но оно могло иметь нежелательные для меня и для Джейми последствия. Мне, человеку из двадцатого века, было забавно видеть такую реакцию, но что скажут суровые шотландцы?
– Знаешь, мне бы не хотелось доставлять тебе неприятные минуты. Он ведь вернется, да?
Джейми не стал доставать платок и вытерся подолом рубашки.
– Наверное. Джорджи живет напротив печатни, в переулке Уикем. Придется пойти к нему и объясниться. Правда, не знаю, что я смогу сказать в свое оправдание.
Казалось, что тень улыбки, мелькнувшая на его лице, скоро превратится в полноценный смех, но Джейми справился с приступом смеха и поднялся с пола.
– У тебя есть запасные штаны? – деловито задала я скользкий вопрос. Мокрые я уже подняла и положила на прилавок, чтобы они просушились.
– Наверху есть. Минутку.
Он пошарил под стойкой, где находился ящик, достал оттуда табличку и повесил ее снаружи на дверь. Надпись гласила «Вышел». Затем он запер дверь.
– Пойдешь наверх в мою обитель? – Он согнул руку как галантный кавалер и блеснул лукавым глазом. – Если не боишься безнравственного паписта в моем лице.
– Могу и пойти. – Я была почти пьяна от счастья видеть его и принимать участие в забавах влюбленных, на ходу выдумывая их. – Ты вроде как мой муж.
Наверху, куда пригласил меня Джейми, было две комнаты; посередине была лестничная площадка, разделявшая их. От нее отходил чуланчик, в котором хранилась всякая всячина, необходимая для работы в мастерской, – сколоченные из деревянных досок ящики с книгами, какие-то издания, походившие по размеру на памфлеты (вероятно, это они и были), обвязанные бечевкой, бочки, в которых был спирт и порошковые чернила, но больше всего обращала на себя внимание старинная металлическая конструкция, судя по всему, детали станка.
Комната же, где жил Джейми, напротив, содержала в себе минимум предметов и в этом смысле походила на жилище инока. Комод, умывальник, стул, неширокая койка да подсвечник на комоде, только и всего. Завидев кровать и оценив ее – она была очень узкой, – я утешилась: кровать выглядела как походная, двое людей не уместились бы на ней.
Да, комната была монашеской, холостяцкой, ничто не указывало на то, что здесь жила или, по крайней мере, бывала женщина. Значит, Джейми жил здесь один. У меня отлегло от сердца: можно было не переживать, что он живет с женщиной. На это указывало и содержание импровизированной вешалки, устроенной за занавеской. Там были только мужские вещи: рубашки, камзол, серый длинный жилет и запасные штаны, которые он рассчитывал здесь найти.