– Эуон, ты знаешь, как я люблю его! Он почти сын мне! Я бы не допустил никакой тюрьмы или виселицы, лучше уж самому сложить голову.
– Уж знаю, Джейми. Но одна маленькая деталь – он почти сын тебе. Потому что он не твой сын – это мой сын и я его отец.
Они обменивались тяжелыми взглядами, но никто не отвел глаз. Джейми поставил чашку на стол не глядя.
– Да. Он твой сын.
Пыхтя, Эуон убрал с лица темные волосы.
– Да. На том и порешим.
Он вздохнул и обратился к сыну:
– Идем. У Холлидея я арендовал комнату.
Эуон-младший все это время не отпускал моей руки, а теперь сжал ее еще крепче прежнего.
Мальчик не хотел никуда идти, бросая вызов отцу.
– Отец, я не пойду, – дрожащим голосом проговорил он.
Эуон-старший от этого открытого неповиновения вспылил. Его щеки покраснели так, словно ему нанесли удар по лицу.
– Вот как.
Мальчик кивнул и выдавил:
– Я… приду утром. Мы пойдем с тобой домой утром, но не сейчас.
Эуон-старший долго изучал обожженное личико сына, смотря на него понуро, с какой-то тоской.
– Ясно. Что же… Хорошо.
Он не стал больше ничего говорить и ушел, тихо прикрыв дверь. Мы молчали, слушая, как стучит его деревянная нога, отсчитывая ступеньки, как он топает по гостиной, как с ним прощается Бруно и, наконец, как закрывается дверь. Кроме потрескивания камина, в комнате ничто не нарушало тишину.
Я все еще держала плечо парнишки, вздрагивавшего от тихих слез.
Встревоженный Джейми подсел к нему.
– Малыш… Не стоило.
Эуон сопел, втягивая воздух, чтобы задержать дыхание. Затем он резко повернулся к дяде.
– Я не хотел этого делать! Но… – На его лице отражалось страдание, смешанное с обидой.
Джейми положил руку на его острую коленку.
– Понимаю, мой мальчик. Но все же ему было больно это слышать.
– Дядя Джейми… это еще не все. Я не стал говорить ему…
Джейми нахмурился.
– Что же еще?
– Я не сказал, что моряк…
– Что же моряк?
Эуон набрался храбрости и выпалил одним духом:
– Я убил его. Наверное.
Джейми с мольбой посмотрел на меня, затем на племянника.
– Как наверное?
– Я не сказал отцу всей правды… – У него навернулись слезы на глаза, но он говорил: – Я зашел в печатню, открыв дверь твоим ключом. И человек с косичкой стоял там.
Он вошел в заднюю комнату, где лежал новый тираж. Там были и другие заказы, свежие чернила, промокашки для станка, кузнечный горн, в котором переплавляли изношенные отливки. Но моряка интересовали памфлеты.
Он хватал их и прятал за пазухой, – вспоминал племянник Джейми. – Я сказал, чтобы он положил их на место, но он, конечно, не стал меня слушать и прицелился из пистолета.
Моряк промахнулся, а потом бросился на испуганного парнишку, чтобы ударить его рукояткой оружия.
Эуон сжал руки на коленях:
– Нужно было защищаться, и я бросил в него черпаком.
Этот черпак служил для разливки свинца по формам. Он стоял ближе всего к мальчику и стал неплохим оружием: там еще оставался свинец, не настолько раскаленный, чтобы наполнить формы, но достаточно горячий, чтобы выжечь глаза.
– Он так закричал…
Эуон вздрогнул, и я села возле него, обойдя койку с другой стороны.
Моряк упал на пол, держась за лицо, и рассыпал угли.
– Они зажгли пачки чистой бумаги. Мне не удалось погасить пламя, и оно вскоре охватило всю комнату. Начались какие-то вспышки.
– Это взорвались бочонки с краской, – предположил Джейми.
В типографии было много предметов, могущих загореться: помимо бумаги там было много спирта, в котором растворяют чернильный порошок. Это вызвало большое возгорание. Эуон хотел выбраться через заднюю дверь, но перед ним падала горящая бумага, осыпая его пеплом. Видимость ухудшалась с каждой секундой, а вопли моряка наполняли душу ужасом.
– Он лежал между мной и передней комнатой. Я не мог толкнуть его, чтобы пройти, – едва слышно прошептал мальчик.
В панике Эуон поднялся по лестнице, но задняя комната тоже наполнилась огнем и дымом, и лестница превратилась в дымоход. Это грозило удушьем.
– Почему ты не вышел через люк? Он ведет на крышу, – полюбопытствовал дядя.
Эуон отрицательно мотнул побуревшей головой.
– Я не знал о нем.
– А зачем он, Джейми? – встряла я в разговор.
Он поднял губы в улыбке.
– На всякий случай. Хорошая лиса роет нору так, чтобы можно было выбраться из нее другим путем в случае опасности. Но это сделано не на случай пожара. – Он уточнил у мальчика: – Думаешь, он погиб в огне?
– Наверное. Вряд ли он смог выбраться. Нет, точно нет. Я убил его… Отец не знает, что я убий…
Эуон не договорил и захлебнулся в рыданиях.
– Нет, парнишка, ты не убийца. Ты поступил правильно, слышишь? Да прекрати плакать! – скомандовал Джейми.
Его племянник кивал, но по-прежнему ревел как белуга и дрожал. Я села ближе, привлекла его к себе и гладила по тощей спине, говоря ласковые слова.
Удивительное дело: рост Эуона был таким, каким был рост взрослого шотландца, но он был таким тощим, что мне казалось, что я глажу скелет. Его кости еще не обросли мышцами.