Путешественница. Книга 1. Лабиринты судьбы

Грей напился холодной воды и побрызгал ею в лицо, чтобы таким образом вернуть себе притупившиеся чувства. Он не спал уже больше суток, отчего был заторможенным и ничего не соображал.

Фрэзер бодрствовал столько же, но по нему этого совершенно нельзя было сказать. Казалось, отсутствие сна его совершенно не заботит. Он встал на четвереньки возле ручья и принялся с озабоченным видом ползать по поляне, выдергивая из земли какую-то траву.

– Что вы делаете, Фрэзер? – недоуменно поинтересовался Грей.

– Собираю кресс-салат, господин майор.

– Это я вижу, – раздраженно сказал Грей. – А для чего?

– Для еды, господин майор, – спокойно ответил шотландец.

Фрэзер снял с пояса застиранный полотняный мешочек и засунул туда мокрую зелень.

– Неужели? Вы что, не наелись? – тупо спросил Грей. – Никогда не слышал, чтобы люди ели кресс.

– Он зеленый, майор.

Уставший и расстроенный, майор решил, что над ним издеваются.

– А какого еще цвета должно быть растение, черт побери? – проворчал он.

Фрэзер скривил рот, будто он спорил о чем-то сам с собой, но лишь еле заметно пожал плечами, вытер мокрые руки о штаны и объяснил:

– Я всего лишь хотел сказать, майор, что всякая зелень, употребленная в пищу, хранит от цинги и бережет зубы. Мои товарищи по несчастью питаются той зеленью, что получают от меня, а кресс приятнее на вкус, чем большая часть трав, которые я могу набрать на болоте.

Удивленный майор воскликнул:

– Зелень спасает от цинги? Откуда такие сведения?

– От моей жены, – буркнул Фрэзер.

Он быстро отвернулся от Грея и, поднявшись на ноги, принялся уверенными быстрыми движениями завязывать мешок.

Джон Грей не удержался и спросил:

– А где ваша жена, сэр?

Синие глаза шотландца так загорелись, что чуть не проделали в майоре дыру.

«Возможно, вы слишком молоды, чтобы знать силу ненависти и отчаяния», – вспомнил он слова полковника Кварри. Так или иначе, но во взгляде Фрэзера он сумел разглядеть невыразимую ненависть и отчаяние.

– Ее больше нет, – отрезал Фрэзер и резко, почти грубо, отвернулся.

Грей промолчал на это. Ему оказалось трудно понять, какие чувства посетили его в связи с этим нежданным известием. Среди них, безусловно, было и облегчение (участница его унижения мертва), и сожаление.

По пути в крепость Ардсмьюир оба не сказали ни слова.

Через три дня Джейми Фрэзер сбежал. Собственно, бежать из Ардсмьюира было не особенно сложно, но ни один из заключенных даже не пробовал это сделать, поскольку это не имело никакого смысла: бежать было некуда. С одной стороны на расстоянии трех миль от крепости о гранитные скалы бились морские волны, а во все остальные стороны раскинулись бесконечные унылые торфяные болота.

Это имело бы смысл, если бы беглецу могли предоставить кров и защиту члены его клана, однако кланы оказались разбиты, родные заключенных убиты, к тому же смутьянов намеренно заключали в тюрьмы подальше от родных мест. Гибель от голода на болоте казалась не самым лучшим избавлением от тюремной камеры, и, как считало большинство узников, оно того не стоило. Однако Джейми Фрэзером, очевидно, руководили иные, его собственные соображения.

Лошади драгун шли по проторенной дороге. Расстилавшееся вокруг болото напоминало бархатную скатерть с ворсом из плотного вереска, под которым таился коварный слой мягкого влажного мха глубиной больше фута. В такой топи не рисковали ходить даже благородные олени. С дороги Грею удалось увидеть четырех, до каждого было не меньше мили, и за каждым тянулась проложенная через вереск тропка, которая издалека казалась тоненькой, словно нитка.

Само собой, Фрэзер бежал не верхом, что значило, что беглец, следуя оленьими тропами, проложенными по болоту, мог оказаться где угодно.

Грею требовалось снарядить погоню и попытаться вернуть Фрэзера в тюрьму по долгу службы, но по правде говоря, он поднял на ноги почти весь личный состав и мотался по окрестностям почти без сна и отдыха не только из служебного рвения. Обязанности сами собой, но гораздо сильнее на него действовало французское золото, дававшее надежду покончить с опалой и проклятой ссылкой. Кроме того, его подстегивала злость и обида на предательство.

Грею трудно было сказать, что злит его сильнее – побег Фрэзера и то, что тот не сдержал слово, или то, что сам он оказался так глуп, что поверил, будто хайлендер – пусть джентльмен – может быть человеком чести, таким же, как он сам.

Но он был ужасно разгневан и твердо решил обыскать каждую оленью тропу этого чертова болота, чтобы загнать Джеймса Фрэзера, как оленя.

На следующую ночь, после утомительного перехода, они вышли с болота к скалистому побережью моря, продуваемому всеми ветрами и обрамленному цепью пустынных островков.

Спешившийся Джон Грей стоял на скале, держа коня за повод, и смотрел на бушевавшее внизу темное море. Ночь, к счастью, была лунная, и в холодном свете месяца мокрые камни казались на фоне бархатисто-темных теней серебряными слитками.