И вот Фрэзер осторожно положил тонкую усохшую руку усопшего на грудь и начертал в воздухе тот же знак, что и священник, осенив крестом лоб, сердце и оба плеча по очереди. Потом он открыл глаза, поднялся на ноги, причем его голова почти коснулась низких стропил, кивнул Грею и начал спускаться по лестнице перед ним.
— Сюда.
Грей указал на дверь питейного зала, пустовавшего по причине ночного времени. Заспанная подавальщица разожгла для них огонь, принесла хлеба и эля, а потом вышла, оставив одних.
Грей подождал, дав Фрэзеру возможность перекусить, и лишь потом спросил:
— Итак, мистер Фрэзер?
Шотландец поставил оловянную кружку и вытер ладонью рот. Несмотря на долгое ночное бдение, его борода и длинные, заплетенные волосы не выглядели растрепанными, однако темные круги под глазами выдавали усталость.
— Ну что тут скажешь, майор, особого смысла во всем этом я не увидел, — сказал заключенный, сразу взяв быка за рога. — Дословно же этот бедняга говорил следующее.
Фрэзер заговорил осторожно, неспешно, делая паузы, чтобы вспомнить слово или объяснить какую–то гэльскую фразу. Грей сидел, слушая с растущим разочарованием. Фрэзер оказался прав: особого смысла во всем этом не было.
— Белая колдунья? — перебил Грей. — Он говорил о белой колдунье? И тюленях?
Это казалось столь же не относящимся к делу, как все остальное, но привлекло его внимание.
— Ну да, говорил.
— Повторите эти места, — велел Грей. — Как можно точнее. Пожалуйста, — добавил он.
Не без удивления майор вдруг осознал, что в обществе этого человека чувствует себя комфортно. Впрочем, отчасти это объяснялось простой усталостью: ведь после бессонной ночи, проведенной у ложа умирающего, все его обычные реакции и ощущения не могли не притупиться.
Вся эта ночь казалась Грею нереальной, и уж не в последнюю очередь это относилось к ее завершению. Еще недавно он и в кошмарном сне не мог представить себя сидящим за столом сельской таверны и делящим в рассветном сумраке кувшин эля с Рыжим Джейми Фрэзером.
Фрэзер послушно заговорил медленнее, то и дело останавливаясь, чтобы вспомнить. Где–то слово заменилось на более правильное, где–то использовалось немного иное выражение, но в целом этот пересказ был идентичен первому — и те части, которые Грей сам смог понять, были переведены совершенно точно.
Он покачал головой, обескураженный явной неудачей. Чепуха! Сущие бредни, именно бредни, и ничего больше. Если этот человек и видел когда–нибудь золото — а создавалось впечатление, что все–таки хоть разок да видел, — из околесицы, которую он нес, все равно было невозможно понять где и когда.
— Вы совершенно уверены, что пересказали все его слова? — уточнил Грей, цепляясь за эфемерную надежду: вдруг Фрэзер пропустил какую–нибудь маленькую фразу, какое–нибудь утверждение, которое даст ключ к утраченному золоту.
В это время шотландец поднял кружку, рукав его слегка задрался, и в глаза бросилась багровая полоса на запястье, темневший в раннем утреннем сумраке след кандалов. Фрэзер поймал его взгляд, поставил кружку, и от недавней иллюзии товарищества не осталось и следа.
— Я держу свое слово, майор, — произнес он холодно и встал. — Не пора ли в обратный путь?
Некоторое время они ехали молча. Фрэзер погрузился в собственные мысли, а Греем овладели усталость и разочарование. Когда солнце коснулось вершин невысоких холмов к северу, они остановились возле источника, чтобы освежиться.
Грей выпил ледяной воды, потом побрызгал ею в лицо, ощущая, как холод обостряет притупившиеся чувства. Он не смыкал глаз уже более суток и мало того что был вялым, но и плохо соображал.
Фрэзер тоже не спал сутки, но по нему нельзя было заметить, чтобы этот факт его беспокоил. Оказавшись у воды, он опустился на четвереньки и принялся деловито ползать вокруг источника, выдергивая пучки какой–то травы.
— Что вы делаете, Фрэзер? — спросил Грей в некотором недоумении.
— Я собираю водяной кресс, майор.
— Вижу, — раздраженно сказал Грей. — А зачем?
— Для еды, майор, — невозмутимо сказал Фрэзер.
Он снял с пояса линялый матерчатый мешочек и запихнул туда влажную, сочившуюся водой зелень.
— Неужели? Вы что, не наелись? — тупо спросил Грей. — В жизни не слышал, чтобы люди ели водяной кресс.
— Он зеленый, майор.
Усталый и разочарованный майор заподозрил в словах узника скрытую издевку.
— А какого другого цвета, черт возьми, должно быть растение? — проворчал он.
У Фрэзера скривился рот, как будто он спорил о чем–то с самим собой. Он слегка пожал плечами, вытер мокрые руки о штаны и пояснил:
— Я лишь хотел сказать, майор, что если есть всяческую зелень, то это предупреждает цингу и сохраняет зубы. Мои товарищи по заключению едят ту зелень, что получают от меня, а кресс лучше на вкус, чем большая часть трав, которые я могу набрать на торфянике.
Грей изумленно поднял брови.
— Зеленые растения предохраняют от цинги? — выпалил он. — Откуда эти сведения?
— От моей жены, — буркнул Фрэзер.
Он быстро отвернулся и встал, завязывая горловину мешка решительными, быстрыми движениями. Грей не удержался и спросил:
— Ваша жена, сэр, где она?